Легионы просят огня - страница 5
Впрочем, власти тоже не особо усердствуют.
Колдуны и маги нужны всегда.
И уж тем более нужны фокусники. Иначе кто будет развлекать бедных необразованных диких германцев?
– То, что вы увидите, повергнет вас в трепет! – повышает голос зазывала. – Приготовьтесь увидеть незабываемое! Необычное! Жуткое!
Фокусник поднимает руки. Глаза закрыты, лицо спокойное. Свет факелов причудливо переливается по угольно-черной коже – словно морская вода, подкрашенная закатом.
– Сейчас! – кричит зазывала.
Гул стихает. Германцы замерли.
Я слышу только дыхание.
Фокусник открывает глаза…
Тот, кто долго и упорно идет по следу льва, сам становится львом. Сопереживает ему, сочувствует его утратам, радуется его радостям. Начинает его понимать…
Я понимаю убийцу брата.
Я почти люблю его.
Я – лев. И я тот, кто убьет льва.
На мгновение мне чудится, что у меня вместо правой кисти – пустота. Ничто. На миг мне показалось, что я – тот высокий гем, что замешан в смерти моего брата…
Однорукий германец, которого ищут по всей Германии и никак не могут найти.
Найдут ли? Германия большая. Недаром название провинции звучит как Germania Magna. Правда, это не имеет отношения ни к размерам провинции, ни к доблести ее обитателей. А только к моменту основания. Это был год, когда консулом стал Кинна Великий.
Правда, прозвище Великий – Магн, Кинна получил не сам, а унаследовал от отца.
Как легко в наше время обрести величие!
Просто берешь нужного отца и…
Мне становится скучно.
Когда фокусник проделывает трюк с веревкой, с которой исчезают узлы, меня окликают:
– Кай?
Вибрирующий низкий голос. Я поворачиваю голову. Это Арминий, царь херусков. Рослый, красивый и очень спокойный. Светлые волосы собраны в пучок на затылке. Я улыбаюсь. Всегда приятно видеть умного человека, особенно если этот человек – твой друг.
– Здравствуй, римлянин, – говорит Арминий, улыбаясь.
– Здравствуй, варвар.
Арминий протягивает мне чашу с вином. Выплескивает из своей пару капель на землю и говорит:
– На добро тебе! – как принято в Риме. Похоже, скоро варвары будут знать наши обычаи лучше нас самих.
– Живи, – отвечаю традиционно. Вино льется внутрь; тягучей прохладной рекой заполняет желудок. Хорошо.
– Философы ошибаются, считая, что человек меняется в течение жизни, – говорит Арминий. – Ерунда. Полная чушь. Мы упорно остаемся такими, какими были – это и называется «воспитание».
– Если бы… Упорно следовать всю жизнь одним и тем же заблуждениям – это называется «характер», – говорю я, – а не воспитание.
Мне нельзя пить – я начинаю философствовать.
Арминий усмехается.
– Играешь словами, Кай?
– Разве я не прав, дорогой варвар?
– Пожалуй, – германец смеется. – И ты решил собственным примером доказать это умозаключение?
– А что делать? Мужчинам и легатам – в отличие от философов и женщин – приходится нести ответственность за свои слова.
Арминий хмыкает.
– Другими словами… – я замолкаю. Внезапно в дверном проеме мелькает тонкая девичья фигура. И – я забываю, о чем хотел сказать.
– Кай?
– Прости, царь, – я смотрю на Арминия. – Мне нужно идти.
– Ответственность? – спрашивает он серьезно. Голубые глаза смотрят на меня в упор.
– Она самая.
Мы встречаемся в галерее.
И стоим, как два идиота…
Думаем.
Юная германка смотрит на меня. Я смотрю на нее. И, кажется, пора нам что-то делать с этим молчанием.
Туснельда поворачивается, идет. Я следом за ней – глядя, как движутся ее ноги под платьем. Толстая светлая коса спускается до пояса.
Она подходит к алтарю, посвященному ларам. Алтарь вот-вот рухнет под тяжестью золота.
Туснельда поворачивается ко мне:
– Ты веришь в духов, римлянин?
Серые глаза кажутся темными, как мрак загробного мира.
– Я верю в богов, – говорю я хрипло. – Нет, не верю.
Я делаю шаг, наклоняюсь…
В следующее мгновение наши губы соприкасаются. Все вокруг исчезает. Это как вспышка молнии. Как извержение вулкана. Как…
«Ты слишком импульсивный, Кай», сказал бы Луций.
…как удар в голову деревянным мечом в учебной схватке. Тишина. Гром. Земля и небо меняются местами, в ушах – звон, мир кружится и теряет очертания…
Красота – это смерть. Мужское желание женщины – бесстрашие перед лицом смерти.