Легко ли стать принцессой - страница 17
Он точно знал — это теперь останется с ним навечно. Исчезнувшее далеко внизу сердце, и леденящий безразличный холод. Мертвый равнодушный разум, и звенящая пугающей безвкусицей — пустота внутри…
Теперь это его жизнь. Если только это — можно назвать жизнью…
— Нет!!! — рванул к небу почти погасший голос души. — Нет!!! Остановитесь…
Голубая безраздельная арктика удивленно замерла… и далеко внизу, в необъятной глубине — вновь мигнуло почти пропавшее сердце…
— Остановитесь!!! — он рванул вперед, протискиваясь через людей — прямо к шеренге солдат…
Мерзлота прямо на глазах исчезала, уступая место душе — пускай сжавшейся и перепуганной, — но своей родной теплой душе, — и из далекого низа, из самых глубин преисподней — стремительно поднималось переливающееся огнями сердце…
— Стойте!!! — он выскочил из толпы и уткнулся в шеренгу солдат. — Не надо стрелять…
На помосте обернулся с поднятой рукой лейтенант, и шевельнулась шеренга бойцов с карабинами. Громкий гвалт толпы начал возбужденно стихать…
— Я здесь, — хрипло произнес Сергей. — Нет смысла в казни. Передайте королю…
Лейтенант вздернул брови, оглядывая его с головы до ног — но на всякий случай поднес руку к уху, делая запрос… Выслушал ответ и кивнул солдатам внизу — Сергея немедленно скрутили и заломили руки. Гомон толпы с каждой минутой становился тише…
'Вот и все. Вот и конец, — вновь засаднил встрепенувшийся после льда страх. — Набегалась пташка, напрыгалась…'
Он уже не слышал, как утихал беспокойный ропот толпы, не видел вытаращенные глаза Ормана. Он уже ничего не мог видеть…
Его провели мимо помоста и толкнули в широкий вход муниципалитета. И уже внутри, пытаясь осознать крах и конец, и выталкивая прочь громко вопящую панику… уши догнал резкий грохот одновременного залпа. И через паузу — мягкие шлепки падающих тел…
Колени подогнулись — он пошатнулся. И только крепко ухватившие псы удержали непослушное тело на ватных ногах…
7
Коридор, длинный нескончаемый коридор — он не видел дверей по бокам, не видел вытаращенных глаз расступающихся людей, не чувствовал мертвой хватки поддерживающих псов. Он ничего не видел — в ушах без остановок грохотал залп. И следом — мягкие шлепки падающих тел…
Просторное фойе, много людей по сторонам — все изумленно смотрят, — гулкая неправдоподобная тишина. Навстречу быстро приближается кто-то — незнакомый и молодой, с круглыми от бешенства глазами, — люди почтительно сдают назад…
— Тварь!! — Сильный удар в лицо — Сергея отбросило назад, и он повис на руках солдат. — Гнида…
Еще удар, и еще — руки отпустили, и он повалился на пол. Сильные размашистые удары ногой — в живот, и снова в лицо:
— Гадина… Только еще попробуешь вытворить подобное…
— Хватит, Улих, — знакомый дребезжащий голос толстой жабы. — Пока достаточно.
Что-то неприятно мокрое заливало глаза и рот. Сергей приподнялся на локте, сплюнул и вытер лицо — кровь… Много крови, весь пол… Поделом тебе, идиот…
— Уберите ее отсюда, — брезгливо отвернулся Дагон.
Его подхватили под руки и потащили прочь…
'Дурачок ты, Сережка, — вздыхала Светка, когда он останавливался и совал горсть монет бездомному нищему. — Они ходят сюда, как на работу. Многие — богаче тебя самого…'
'Ну и пусть, — упрямо отвечал Сергей. — Не мое дело. 'Просящему дай'? Пусть в делах совести разбираются там, наверху…'
'Странный ты у меня… — улыбалась она и целовала в щеку. — Как не от мира сего…'
Это казалось сном… Далеким, нереальным сном. Как будто происходило с кем-то другим — на экране, — а он только смотрел, удобно устроившись в кресле…
'Грандиозно! — восторженно вздыхала Светка после фильма, когда они первый раз посмотрели 'Аватар'. — Три 'Оскара'?
'Оскары — за эффекты, операторскую работу… — кривился Сергей. — Критики не увидели главное — смысл…'
'Ага… — соглашалась Светка. — Другие — тоже имеют право на большую любовь… Свою жизнь, и свои традиции…'
'В том, что мы сгубили свой собственный мир, — поправлял ее Сергей. — Самих себя. Свою душу. И беспредельные внутренние возможности… Мы даже не представляем, на что способен наш мир. И мы сами — если бы были вместе…'
'Фантазер, — смеялась она и щелкала по лбу. — Я не хочу жить на деревьях!'