Лекции и интервью - страница 5

Летом 1960 года Кастанеда, безусловно, находился в положении юного перуанца-студента с весьма ограниченными амбициями, так что нет смысла сомневаться в его оценке начала своей работы. «Я хотел поступить в высшее учебное заведение и заняться хорошей академической практикой. Кроме того, я понимал, что, если мне удастся заранее опубликовать небольшую работу, я постараюсь сделать это». Шаманизмом его увлек один из преподавателей Калифорнийского университета, профессор Клемент Мейган. Кастанеда решил, что проще всего будет заняться этноботаникой — классификацией психотропных растительных средств, применяемых магами. Затем появился дон Хуан.

Постепенно поездки на юго-восток страны и в мексиканскую пустыню стали основным занятием в жизни Кастанеды. Находясь под впечатлением от его работы, сотрудники университета всячески одобряли и поддерживали его. Профессор Мейган вспоминает, что «Карлос был именно тем студентом, о котором мечтает преподаватель». Профессор социологии Гарольд Гарфинкель — один из основателей этнометодологии — постоянно стимулировал и ободрял Кастанеду, впрочем, безжалостно критикуя его с неменьшей регулярностью. Впервые испытав на себе действие пейота (это было в августе 1961 г.), Кастанеда предоставил Гарфинкелю весьма пространный «анализ» своих галлюцинаций. На это Гарфинкель ответил: «Не нужно мне этого объяснять. Вы — никто. Подайте материал прямо и опишите в деталях, как все происходило. Богатая деталировка — это целая история».

Униженный студент несколько лет работал над исправлением своей работы, подрабатывая от случая к случаю кем попало: то водителем такси, то рассыльным. Наконец он вновь принес материал профессору. Гарфинкеля это вновь не впечатлило. «Ему не понравились мои попытки объяснить поведение дона Хуана с точки зрения психологии. «Ты что, хочешь стать любимчиком Исалена?» — спросил он меня». И Кастанеде пришлось переписывать свой диплом в третий раз.

По своей природе антропология сталкивается с различными описаниями и, следовательно, буквально имеет дело с отдельными реальностями в различных культурах. Коллега Кастанеды из колледжа в Адельфи, Эдмунд Карпентер, отмечает: «У людей, ведущих первобытный уклад жизни, существует много отдельных реальностей. Они верят не в единую Вселенную, как мы, а в существование двух, а то и множества вселенных». Но даже подобный сугубо научный релятивизм оказывается неприемлемым для множества тех, кто стремится убедить себя в существовании единственного мира и в том, что это является единственной шкалой оценки, которую следует применять, оценивая ту или иную культуру. Такие люди говорят, что любую легенду или миф можно представить в качестве зародыша того, что Запад воспринимает как линейную историю; с их точки зрения, танец заклинания дождя у племени хопи — это лишь «неэффективная» попытка добиться того, что сегодня достигают, распыляя соединения серебра в облаках.

Книги Кастанеды утверждают прямо противоположное. Он красноречиво и убедительно пишет о том, насколько бесполезно объяснять или судить другую культуру, основываясь исключительно на индивидуально приемлемых категориях и понятиях. «Предположим, что мы встретились с антропологом из индейского племени навахо, — говорит он. — Было бы крайне интересно попросить его исследовать нас. При этом он начал бы задавать весьма странные вопросы, наподобие "Много ли человек в вашем роду были заколдованы?". С точки зрения людей навахо, это чертовски существенно. Вы, естественно, ответили бы, что не знаете, и подумали бы при этом: "Что за идиотский вопрос!" Но в это время индеец-навахо подумает о вас: "Господи, какой ужас! До чего же первобытное создание передо мной!"»

Кастанеда смог отойти от рационализма не благодаря долгим годам академической науки, но с помощью самой природы откровения, явившегося ему. Чтобы осознать реальность, привычную для другого, вначале необходимо освободиться от собственной реальности; но человеку совсем не просто избавиться от привычной картины мира, эту привычку необходимо сломать силой. Исторических примеров этого вполне достаточно даже в странах Запада. Начиная с экстатических и таинственных религиозных верований в античной Греции, наша культура постоянно боролась с желанием избавиться от своих основных качеств: линейности, категоричности и негибкости.