Лёлита или роман про Ё - страница 19

Первым пунктом решали, открывать уже прения или сначала придумать, чего бы такого сожрать. Трое проголосовали за сожрать, двое отправились по грибы, а я занялся костром. Час спустя, обманув голод, перешли к толковищу.

Предложение большинства запалить громадный костёр («до неба»), который увидят и, может быть, придут на помощь, было заблокировано скептиком, припугнувшим неразумное большинство опасностью устроить ненароком такой костёр, что и помогать-то — если даже и найдётся кому — будет некому. Лесные пожары, мои хорошие, штука нешуточная, и после землетрясений и большой волны самое неуправляемое из бедствий. А спалить эти насаждения ценой нас с вами мне лично совсем не улыбается. Большинство правоту признало, и поехали дальше.

Рождённая едва ли не хором мысль построить нормальный такой шалаш показалась поначалу весьма и весьма конструктивной. Даже упомянутому скептику. Стены и крыша над головой — это очень хорошо. Правда, ночных дежурств, к сведению некоторых, шалаш всё равно не отменяет — трёх поросят читали? читали. Значит, понятно, что от ветров, наводнений, а уж тем более от бегущих (мы так и окрестили их: бегущие) защитить может лишь каменный домик, а об этом задумываться рано, кто за? единогласно!

Опять же, харч… Грибы в радиусе полусотни метров уже подъедены, и завтра придётся ходить за ними вдвое дальше, а послезавтра страшно даже предположить, куда. И в этом смысле кочевать нам выгодней, чем перейти на осёдлость. К тому же, грибы не выход, они сейчас уже поперёк горла, а через неделю… так, стоп, продовольственный вопрос — вопрос отдельный и давайте его отдельно же и обсудим, всеми принимается? всеми! Что же касаемо постройки шалаша, главная засада тут совсем даже и не в грибах: соорудив жилище, мы как бы отказываемся от дальнейшего движения, а это что означает? А это, дорогие мои, означает нашу полную и безоговорочную капитуляцию. Это означает, что мы согласны сидеть и ждать, что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и далее по тексту. Положение же наше такое, что никакой волшебник очень даже запросто может и не прилететь, и мы рискуем проторчать здесь до самой зимы и с приходом её благополучно откинуть копыта, потому что шалаш — шалаш и есть, как ты его ни утепляй. Да чего там до зимы! — мы и осень-то вряд ли переживём, так что идея шалаша — идея вредная, с какой на неё стороны ни погляди…

Па-ардо-о-он! Оно, конечно, всё так, милый наф-наф, но ведь никто не запрещает нам перекантоваться в шалаше с недельку, а потом плюнуть на него с высокой колокольни — не вилла, чай, на канарах — и продолжить наши увлекательные блуждания, будто никакого шалаша и в помине не было! сомневающиеся есть? нету! включая наф-нафа! Таким образом, вопрос закрыт: бум строить кущу!

Хорошо. Бум. Но только после того, как разберёмся с продовольственной программой. Слово имеет ниф-ниф. — Можно я лучше буду пятачок? — Можно, слово имеет пятачок. — Нет у меня никаких слов, просто кушать всё время хочется. — Да я, Лёленька, понимаю, но и ты пойми. — Да и я ведь не упрекаю: мне слово дали, вот и говорю, что на чернушках этих мы долго не протянем. — Так… Пятачок лишается слова, слово винни-пуху. Что нам предложит винни-пух? — Могу лягушек наловить: всё же мясо…

В общем, днём настрой был помажорней, чем по вечерам, когда наваливались тоска и безнадёга. Днём нам удавалось врать себе и друг дружке, что положение не такое уж и аховое, что всё это временно, что — нет, не сегодня ещё, пожалуй, но завтра — ЗАВТРА…

А потом приходила тьма, и мы опять — все вместе и каждый поодиночке — оказывались в милой взбалмошной субботе, где у ребятишек ещё были родители, а у меня не было этого сосущего чувства вины за то, что рядом с ними не отцы, а я — суррогат и эрзац, заменитель, обманка, фуфель с перцем!..

Чтобы как-то отвлечь личный состав и себя самого от упаднических настроений, я пытался развлекать юношество своей излюбленной когда-то игрой. Пересказывал известные литературные истории, подменяя имена героев расплывчатыми «один тип», «этот ханурик» или совершенно уже безликим «она». А историй у меня, хвала аллаху, хватало.