Лелька и ключ-камень - страница 56

— Витя, сынок, как же ты здесь? Зачем? Пойдем домой!

— Мой дом теперь здесь, маминка. Прости меня, не уберегся я.

Жуткая история, рассказанная тем, кто был ее родным мальчиком, не укладывалась у Нины в голове. А существо перед ней продолжало:

— То, как ты меня видишь — это иллюзия, на самом деле я уже почти себя не помню. Я именно тварь, которой предстоит сидеть в болоте, пока не придет кто-то сильнее и не убьет меня, как я убил прежнего болотного царя. Я тебя прошу о двух вещах. Во-первых, не забирай домой ту гнусь, что приняла мой облик. Это не человек, он тебя убьет, да так, что даже душа твоя не уцелеет, станет его поживой. Во-вторых, больше сюда не приходи. Мне все труднее помнить, что я был человеком, вскоре я тебя не узнаю и могу убить, как велит мне моя новая природа.

— Но ты же узнал сейчас, ты ж говоришь со мной!

— Я слишком недавно был человеком, но это уже почти забылось. В следующий раз куриной крови будет недостаточно. Моя душа не может уйти, но не может и жить в твари, она уходит в глубину, ожидая освобождения. Ждать ей долго, убить меня здесь невозможно, это моя вотчина и я здесь почти бог. Я не помню родства с людьми, а скоро забуду и тебя. Не приходи, живи спокойно. В нашем доме есть тайник. В моей комнате, в стене, возле постера с мотоциклом. Он хорошо спрятан, но если разберешь стену, то найдешь. В нем лежат доллары, там много, я у Альбертика спер, пока тот травку дегустировал. Тебе этого надолго хватит. Живи спокойно, рано или поздно меня убьют, я тебя найду даже за гранью. Я тебя очень люблю и всегда любил. Ты самая лучшая мама на свете. Прощай, маминка.

Виктор растаял в воздухе. Только густой запах тины и гнили напоминал, что владыка трясины выходил наружу. Нина отползла от края болота и разрыдалась. Она отчаянно не хотела верить, но одновременно понимала, что это правда — ее любимого, ласкового и самого лучшего мальчика больше нет. Она никогда с ним не поговорит, не обнимет, не накормит своими пирожками, которые он очень любил. Нина больше не знала, что ей делать со своей жизнью, зачем ей вообще эта жизнь. Сил думать, чувствовать и даже горевать у нее не осталось. Медленно переставляя ноги, она побрела вперед, не думая куда идет и даже не удивилась, выйдя к краю деревни. Дверь дома захлопнулась за ней, отрезая от привычной и неплохой, в общем-то, жизни. Она не в силах была думать о том, что теперь ее ждет.

Ирина смотрела в окно на серый сентябрьский дождик. Капли бились о стекло, затекали в квадратики переплета. На старенькой веранде было прохладно и влажно. Настроение было таким же мерзким, как погода, и улучшаться не собиралось. Девочка, уже фактически юная девушка, вздохнула, поплотнее закуталась в старое шерстяное одеяло и обхватила ладонями кружку с чаем.

За прошедший год с хвостиком она чуть привыкла к постоянному присутствию сестры-захватчицы. Оно уже не вонзалось, как гвоздь в пятку, а скорее ощущалось фоном, накидывало на все серый флер, стирало краски и радость жизни.

Как будто этого было мало, Сашка так и не признавал ее своей девушкой. Нет, в школе все знали, что этот парень — ее. Желающим проверить так ли это, она с компанией вправляла мозги быстро. Только вот школа — это не все село. Вокруг было полно «доброжелателей», с удовольствием докладывающих ей, с кем Сашка ходил в кино или на танцы, с кем обжимался по углам.

Ирина вздохнула снова и подумала, что слонов едят по частям. Решать проблемы предстояло аналогичным методом. Повлиять на Сашку она не могла никак, а вот сестрицей стоило заняться поплотнее. Дело упрощалось тем, что Лелька, неуловимая летом, с наступлением холодов оседала дома. Оставалось продумать план атаки и непременно учесть настрой отца. В прошлый раз именно его реакция испортила все дело. В своей способности вертеть мамой она не сомневалась, а вот с отцом придется считаться. План не придумывался, дождь не кончался, настроение портилось. Ирина не подозревала, что помощь уже близко. И какая помощь!

В большом доме, стоящем в стороне от села, в это же время рыжеволосая красавица лечила насморк и злилась, злилась, злилась! Инга никогда не простывала, сколько себя помнила. Ведьмы не болеют ничем и никогда. Этот насморк, ставший напоминанием о неудачной попытке избавиться от выродка Граниных, был просто оскорблением. Инга уже не могла видеть распухший нос, красные слезящиеся глаза, растрескавшиеся губы.