Ленинград действует. Книга 3 - страница 12

Мы сразу согласились: нельзя! И последовала очень интересная для меня беседа. И. Г. Эренбург говорил о том, что не мог бы сейчас сесть за роман, как ни хотелось бы ему написать роман о враге, — без черных и белых красок, «единственных запрещенных в искусстве!»… О том, что ежели бы он и решил давать вместо каждодневных своих агитационных статей — одно, два произведения в месяц, но значительно более художественных, то воздействие последних на читателя было бы меньшим, нежели воздействие, оказываемое сейчас теми статьями, которые он дает. О том, что каждый, думающий об искусстве, желающий проявить себя как подлинный художник, может сейчас только накапливать материал, с тем чтобы предаться творчеству когда-нибудь в будущем (если останется жив). Что во время войны писатель должен решить для себя вопрос о цели его нынешней работы. Писать ли, не думая об успехе, только агитационные вещи, выполнять любую требуемую от него работу, а исподволь готовить себя к служению искусству в будущем? Или… стремясь к успеху, пренебрегать своим каждодневным гражданским долгом, ставить себя выше тех воинов, тех солдат, которые ждут от него именно сегодня действенного слова писателя.

Разговор шел о крупных, всем известных писателях и их работе. Все это в плане: следует ли отделять личность писателя от его авторской личности?

Разговор шел о достойных и недостойных личностях, и закончился разговор следующим высказыванием Эренбурга:

«Кстати, я не верю в то, что личность может не проявиться в произведении. Искусство умеет мстить за себя; если человек подл, то и в произведении его это не может не чувствоваться…»

И еще:

«Только пережитое, только выстраданное отблагодарит писателя в его произведении…»

Формулировки Эренбурга были острыми и порою эпиграмматичными.

Суждения — откровенными.

9 апреля

Хорошая, но какая тяжелая статья Эренбурга в «Правде». Прекрасная фраза: «смерть монотонна» — вся Европа в этой монотонности.

Как представишь себе фронт — разрушения, бытие солдата, — какая тоска!.. А ведь ничего не поделаешь, поддаваться этой тоске нельзя, надо бороться! Бороться и с врагом — неумолимым и отвратительным, и с усталостью, с тоскою, грызущей каждого мыслящего. Не поддаваться ей — надо! Ничего не изменишь, ничему не поможешь, если предаться слабости духа.

Сейчас на фронтах затишье. Грозное затишье, которое оборвется скоро, очень скоро, едва повсюду подсохнет земля, едва весна повернется на лето!

Тогда — начнется… Новая фаза, новый период — летняя кампания 1943 года.

Будем ли мы наступать? Или отступать, как в прошлые лета? Выступят ли союзники? Наверное — нет. Опять вся тяжесть — на наших плечах, могучих плечах, но как тяжело этим нашим плечам!..

11 апреля

Наступит день. Мы вынем из нашего быта слова «бомба», «месть», «ненависть» с таким же удовлетворением, с каким воин вкладывает в ножны сразивший врага кинжал. Мы начнем любить. Любить женщину и полевой цветок, украшенный капельками росы. Любить дом, в котором можно спокойно жить. Любить отдых.

Сейчас мы любим только Родину, и эта наша любовь к ней — сострадание и незыблемая вера в народ.

Откуда возникает та великая фронтовая дружба между солдатами? Она возникает из сознания, что душа товарища мучится так же, как и твоя, и что об этом не надо говорить. Когда солдат идет в бой, душе легче, тяжесть с нее снимается, она становится окрыленной.

Величайшая общественная задача: помочь каждому человеку стать на тот единственный для него путь, на котором, полностью раскрыв свои духовные силы, он, этот человек, даст Родине максимум возможного для него.

Потребность патриота — отдать себя Родине полностью, по возможностям, в нем заложенным.

12 апреля

Прилетел из Ленинграда заведующий Книжной лавкой писателей.

Рассказывает: бомбежка 4 апреля была незначительной, 5 апреля бомбежка была сильной. Разрушена телефонная станция на улице Марата, разрушена 5-я ГЭС. Около тридцати тонновых бомб упали на какую-то не имеющую большого значения фабрику в районе Международного проспекта. Падали бомбы на Марсово поле, в Летний сад, много бомб упало в Неву и Фонтанку, несколько — на площадь Урицкого, одна — на угол Марата и Невского. Повреждения незначительные. Но бомбежки последнее время бывают почти ежедневно, на город падает в среднем по восемь — десять бомб. Обстрелы продолжаются с прежней интенсивностью. Тем не менее театры полны, аншлаги в Академическом, полно в других. Жизнь не нарушается, идет как обычно.