Ленинград, Тифлис… - страница 6
— Здесь был кабинет Жоржа, — сказал отец.
Федя внимательно изучил эту комнату. Высокие стены с почерневшими обоями. Потолок с облупившейся лепниной. Очень много книг, и почти все не по-русски. Окно с медными шпингалетами. За стеной — комната тети Маши, где Федя бывает редко. Там — большой диван, мягкие кресла, на стенах — старинные картинки.
Тетю Машу Федя не любит и немного боится. В те редкие дни, когда их приглашают вечером на чай, она не оставляет Федю в покое.
— Как ты держишь вилку?
— Сиди прямо! Не расставляй локти!
А однажды утром она объявила:
— С сегодняшнего дня я буду говорить с Федей только по-французски. Comment allez-vous, Monsieur? Повторяй за мной: Merci, Madame, je vais bien.
Федя что-то бормочет и убегает в коридор. Коридор длинный, с бесконечным рядом дверей. Двери открываются, и из них выходят люди. Федя уже знает, кто они, как их зовут. Вот Нино, высокая, грудастая, с большими и грустными глазами. У нее — дочка, Луиза, но ее Федя видит редко. У Луизы какая-то странная болезнь. Даже днем она лежит в маленькой кроватке у окна и, не отрываясь, смотрит на небо. Несколько раз Федя видел Нино радостной. Она выбегала на кухню с треугольным листком бумаги в руках:
«Письмо от Гиви! С фронта!»
За следующей дверью — товарищ Исраэлян. У него, наверное, нет другого имени. Во всяком случае, все его называют только так — товарищ Исраэлян. У него что-то с ногой, он прихрамывает, а о себе говорит с уважением: «Я как старый чекист ответственно заявляю…» Позднее Федя узнал, что товарищ Исраэлян служил бухгалтером в милиции…
А в самом конце коридора — Додик. Ему пятнадцать лет, и с самого первого дня он взял Федю под свое покровительство. Водит Федю по окрестным улицам, рассказывает забавные истории. Федя гордится, что у него такой взрослый друг…
Через боковую дверь из коридора попадаешь в кухню с закопченными стенами, а за кухней — «галерея» — огромная, открытая веранда. Такие галереи есть во всех тифлисских домах. Летними вечерами, когда спадает зной, здесь собираются соседи. Пьют чай. Судачат.
С галереи по шаткой винтовой лестнице можно спуститься во двор. Когда-то посереди двора стоял фонтан. От него остались почерневшие мраморные плиты, да ангелочек с отбитым носом. Вдоль стены соседнего дома тянутся заколоченные гаражи. Ворота одного гаража как-то открываются, и Фединому взору предстает огромная машина. Под машиной на грязной подстилке лежит человек. Федя подходит к машине, трогает ее огромные фары.
Из-под машины высовывается голова.
— Ты кто такой?
— Я — Федя…
— Ты откуда?
— Из Ленинграда…
— Из Ленинграда? Ну, давай знакомиться.
Человек встает, вытирает руку о штаны, протягивает Феде.
— Я дядя Миша. Из Курска.
Федя замечает, что дядя Миша протянул ему левую руку. Правой руки у него нет. Пустой рукав засунут в карман.
Теперь Федя целый день во дворе. Помогает дяде Мише. Подает ему инструменты.
— Дядя Миша, как называется ваша машина? «Эмка»?
Дядя Миша морщится.
— Скажешь тоже, «эмка»! Это, брат, «линкольн»!
А Федя не отстает.
— Дядя Миша, а когда поедет ваш «линкольн»?
— Непременно поедет… Вот кончится война…
В темном закутке у тети Маши стоит сундук. Она там часто роется, перебирает старые вещи. Однажды подозвала Федю:
— Посмотри, что я нашла…
Федя подходит. Чувствует сильный запах нафталина.
Тетя Маша протягивает Феде длинную палку.
— Потяни за рукоятку…
Федя, крепко держась двумя руками, дергает за позолоченную рукоятку, и в руках у него оказывается длинный блестящий клинок.
— Что это? — спрашивает Федя.
— Офицерская шпага. Твоего прадеда.
Федя проводит рукой по блестящему лезвию. Внимательно рассматривает ручку.
— А что это за бляшка?
— Это герб, наш герб.
Федя показывает шпагу Додику. Они спускаются по винтовой лестнице во двор.
— Дядя Миша, посмотрите, что нашел Федя.
Дядя Миша внимательно рассматривает шпагу.
— Офицерская. Надо беречь.
Шпагу Федя не уберег. Не удержался, стал показывать соседским мальчишкам. Тогда в кино шли «Три мушкетера», и все мальчишки делали себе деревянные шпаги. А у Феди была настоящая.
Однажды пришел Гурам с соседней улицы. Пришел не один, а с целой оравой. Федя знал, что Гурам — вор, ему никто никогда не перечил.