Ленинский тупик - страница 15
Тихон Инякин оглянулся на Силантия, спрашивая его раздраженным взглядом: «Зачем пригласил чужака?» Силантий объяснил торопливо, виновато:
— Ты, когда своим двором жил, лошадь нежил-холил? А флотский у нас за пять лошадей тащит! Крановщик на новом пятитонном. Нынче он две смены отработал, измаялся.
Тихон не терпел возражений. Да еще при всех.
Вечером, когда Силантий заглянул в контору, Чумаков, упрекнул бригадира за то, что на «обмывы» пригласил «немого». В свои дела чужих ни-ни…
«Немым» окрестила Некрасова Тонька — такелажница. В первый же день работы с ним… Она разыгрывала новичка, крича снизу пронзительным гортанным голосом, чтоб тот подал крюк портального крана чуть вперед, затем чуть назад, снова вперед.
Это называлось в бригаде Силантия «обкатать» крановщика. Новенького «обкатывали», по обыкновению, до тех пор, пока он не выскакивал из кабины и не матерился под гогот каменщиков.
— Не-эрвный! — почти в восторге восклицал тогда Гуща, хлопая себя по коленям и всем своим видом утверждая превосходство каменных дел мастера над каким-то крановщиком. Хоть тот и вознесся надо всеми, а не должен забывать, что его место на стройке «подай-прими». «Подай-прими» — и только…
— Молодой, а не-эрвный.
Самые терпеливые новички выдерживали «обкатку» минут по десять. Зато уж потом отводили душу.
А этого, в черной ушанке, мытарили с четверть часа, не меньше. Тонька голос сорвала, крича свое «куды-куды!!..» Наконец он показался на верхней площадке, пытаясь разглядеть, куда подать крюк. Не увидя из-за стены бадьи, которую он хотел подцепить, крановщик на одних руках (флотский, видать!) спустился по железной лестнице вниз, осмотрелся и… молча поднялся наверх.
— Немой! — ахнула Тоня.
В последующие дни она почти утвердилась в своем наблюдении. Обычно кто ни увидит ее, издали рукой махнет, крикнет весело: «Привет!» или: «ЗдорОво! А этот в ушанке, пройдет мимо — не уловишь, не то он сказал «здравствуйте!», не то лишь губами пошлепал. А на заигрывание — ни-ни. Немой!
С ней не спорили. Немой так немой… С крановщиком какой разговор? Нужен каменщику кирпич — он кирпич над головой подымет, красный или белый, какой требуется. Понадобится перегородка — руками разведет пошире: «Бо-ольшую…»
Игорь на стройке и в самом деле губ почти не разжимал. Первое время нервничал, даже спать перестал. Кран попался старый. Сиденья на нем нет. Кабина полуоткрытая: через нее проходит трос. Задувает со свистом..
Домой шел кривобоким и кривошеим.
Но оказалось — все это цветочки. Вот когда в середине марта на новом пятитонном соскользнул с дальнего колесика трос…
Игорь, полез на стрелу, и здесь, лежа на животе и перегнувшись с высоты десятого этажа вниз, пытался завести трос на место.
Чудилось — тут, на высоте, горел воздух, синий, как огонь над спиртовкой. Он гудел в подкосах крана, раскачивал его, как корабельную мачту. Жег лицо, слепил. Зима напоследок брала свое. И рука Игоря, которой он держался за металлическую балку, пристыла к металлу.
Внизу кто-то закричал дурным голосом. Тоня бегала по подмостям взад-вперед и показывала ему руками, головой, плечами: «Уйди оттуда! Уйди!..»
Сама она не поднялась помогать. Потом объяснила: голова высоту не принимает. Погнала вверх какого-то каменщика в зеленом ватнике (так Игорь впервые познакомился с Александром). Александр держал крановщика за ноги, пока тот доставал окровавленными руками трос.
— Сколько тебе платят? — спросил Александр, когда они вернулись по стреле к кабине. — Это вместе с премиальными? — Он сплюнул. — Повисишь так — ничего не захочешь.
Оставшись в кабине один, Игорь обмотал руку носовым платком, сразу пропитавшемся кровью. Взялся за дверцу, чтоб спуститься в медпункт, но в эту минуту внизу, на подмостях, кто-то в заячьем треухе широко развел руками: «Перегородку давай!»
Игорь заскрипел зубами. Включив мотор, повернул штурвальчик. Кабина вздрогнула, затряслась, как вагон на стрелке. Силантий с того дня говорил о новом крановщике: «Безотказный!».
Когда из треста потребовали избрать редактора «молнии», Силантий, поколебавшись, выкликнул Некрасова: «Пущай растет!»