Ленинский тупик - страница 53
Когда собирают в красный уголок — дело ясное… Опять из университета кто-нибудь приедет рассказывать про жизнь на Марсе или какое положение за границей!
Но Тоня на беседы не заявлялась отродясь, ее взволнованное, на бегу, «не пожалеете!» могло означать только одно — танцы! Ребята будут!. В дверях образовалась толчея.
Нюра заняла два стула. Махнула рукой мужу, едва его голова показалась в дверях: «Пробивайся!..»
Александр и не думал пробиваться. Увидев, что стол накрыт кумачом, а за столом начальство, Александр начал пятиться к дверям. Встревоженный Тонин возглас: «Куда?! Не пожалеешь!» — не остановил его. Пришлось посылать за Александром Огнежку. Она нашла его в дальнем конце коридора. Александр учил ходить своего сына, Шураню-маленького. Отняв руку от его плечика, Александр кричал счастливым голосом:
— Держу! Держу! Не бойся!..
Он ни за что не хотел возвращаться в красный уголок, отнекивался… Огнежка вздохнула глубже, чтоб удержаться от обидных сравнений, которые готовых сорвать с языка, махнула рукой куда-то в глубь коридора, — вот как вы живете! За простынкой. А пораскинуть мозгами ни-ни… Кто же за вас будет думать?!.
Александр протянул сынка кому-то в приоткрытую дверь комнаты и ответил веселой скороговоркой, как всегда, когда хотел уйти от «зряшной» беседы:
— Как кто будет думать? Начальство. Оно газеты читает. Радио слушает.
Когда они пришли в красный уголок, разговор уже начался. И, похоже, непринужденный… Смех, шутливые восклицания покрыл густой, могучий голос тетки Ульяны. Девчата уступили ей место у окна, на диване.
— И все Ермаков. Из-за него девчата маются, А я говорю, из-за него! Дает комнаты только семейным, коли они к тому сроку дождутся — не передерутся. «Создай семью, говорит, — получишь комнату». Дело это? Вначале дай девке комнату, семью-то она уж как-нибудь завяжет.
Силантий выглянул из-за спины Староверова, спросил свою соседку улыбчиво: — А ты, Ульяша?
— Мне бы комнатенку — и я бы мужичка нашла, — продолжала она ровным голосом, хотя краем глаза заметила, что Силантий норовит еще что-то добавить ехиднейшее, может, намекнуть на то, что она одна, да не одна… Тетка Ульяна в таких случаях не церемонилась. Охоту намекать она отбивала раз и навсегда.
— Ты со своей Анфиской живешь — как суп несоленый ешь! — прогудела она.
— Была бы у тебя своя комната, может, все иначе сложилось б…
Больше Силантий из-за спины Староверова не выглядывал.
Пожалуй, самое время было начинать. Игорь Иванович потер ладонью красный, со свежими порезами подбородок, — давно не скреб его бритвой так, как сегодня.
— Неужели страшнее кошки зверя нет? Не вылезем из простоев?
Он шепнул что-то Огнежке, и та, взглянув на листочек, комкая его в руке, принялась рассказывать о своем плане. Ее выслушали молча; старики морщили лбы. «От напряжения мысли? Или недовольны…»
Первым нарушил молчание Гуща: — Я заместо Тоньки буду мусор убирать?! Спасибочка…
Голоса взметнулись костром. Огнежку жаром обдало Что же будет? Уравниловка? Шурка, ты что молчишь? Скажи…
— У него слово рубль стоит.
— Я переучиваться не буду! У меня сноха учится! — проорали из угла знакомым, с присвистом, голосом.
Нюра повернулась всем корпусом к углу: — Со снохой учиться не стыдно. Со снохой пить стыдно.
— Намекаешь! — взвился голос. Шум поднялся в красном уголке такой, что казалось, кто-то в углу включил на полную мощность огромную, как комод, блестевшую полировкой радиолу и шарит, и шарит по эфиру, не может настроиться… Игорь едва унял расходившиеся страсти. Огнежка отвечала на вопросы спокойным голосом, лишь нога ее пританцовывала, словно стояла она этой ногой не на полу, а на раскаленном песке.
Огнежку окликнули. К телефону. Кто там еще? Оказалось, Ермаков. Голос управляющего гудел раздраженно: — Вы что самовольничаете? Что? Не ваше дело этими вопросами заниматься. Поднимайте свои вопросы И вообще, все это нереально в наших условиях..
Бросив трубку на рычажок, Огнежка вернулась к распахнутым настежь дверям красного уголка. Остановилась, недоумевающая, испуганная. Не столько словами, сколько страстью, с которой они произносились.