Ленточки для стихии - страница 10

стр.

А Матвей… Матвей симпатичен. Для гея. Интересно, правда гей, или мне наврали?

– И когда начнется это… – не зная, как назвать «это», просто развела руками.

– Прямо сейчас.

– В смысле? – заморгав и начав метаться взглядом от папы к Матвею, недоуменно уточнила: – То есть он будет сидеть в палате весь день?

– Да. И всю ночь.

– Э… а ему скучно не будет?

– Нет. – позволив себе кривую усмешку, отец так же, как и я перевел взгляд на абсолютно спокойного Матвея, всё это время рассматривающего то меня, то палату и её содержимое. – Он прошел специализированное обучение и для него это не составит труда. Ты ведь знаешь, что я предпочитаю всё самое лучшее…

О, да. Если были варианты – папа всегда выбирал только самое лучшее. Не всегда это было самым дорогим, но вот лучшим было однозначно.

– А я? Ты подумал обо мне?

– О тебе я думаю последние девятнадцать лет. – сухо отрезав, папочка грозно нахмурил брови, что означало окончание спора. – Это самый щадящий из всех продуманных мною вариантов. Будешь взбрыкивать – запру в подвале до тех пор, пока не минет угроза.

Скрип моих зубов, наверное, был слышен даже в коридоре. Он мог.

– Не упрямься. Это всё ради тебя. Кстати, насколько знаю, Матвей так же, как и ты, любит читать. Поболтаете о своем… – язвительный смешок, – о девичьем. Да, кстати, выпишут тебя уже завтра. Я разговаривал с врачом – все повреждения уже не представляют опасности, так что путь ты перенесешь нормально.

– Путь?

– Да. Душевное равновесие и физическое здоровье ты отправишься поправлять как можно дальше отсюда, потому что здесь… – многозначительный взгляд мне четко в глаза и явно злорадное окончание, – совсем скоро будет шумно.

– А насколько далеко?

– Очень далеко.

– А поточнее?

– Узнаешь на месте. – проявив свойственное ему упрямство, папочка видимо решил, что на этом лимит информации на сегодня исчерпан и даже не поцеловав как обычно на прощание, просто махнул рукой в сторону Матвея. – Знакомься, общайся, ругайся, игнорируй, но даже не вздумай сбежать. Огорчусь.

Мда.

Несколько секунд посверлив взглядом закрывшуюся за папочкой дверь, шумно вздохнула. Огорчать папу вредно. Раньше он просто урезал мне карманные расходы, но что будет в этот раз, я даже не бралась предположить. Хотя он озвучил. Подвал. Подвал у нас на даче конечно комфортный, но я уже не уверена, что он имел в виду именно его.

– Матвей, а ты совсем-совсем гей?

– Это как? – наконец устроившись на стуле у окна, мужчина взглянул на меня самым обычным взглядом. Не таким, каким смотрели папины сотрудники. Не подобострастным. Не игнорирующим. Не свысока. Не лебезящим. А таким… как Мария Александровна. Как врач на пациента.

– Женщины тебя не интересуют вообще?

– Верно.

– А почему?

Усмехнувшись краешком губ, Матвей посмотрел на меня, как на ребенка, которому необходимо объяснить прописную истину.

– Считай, что я родился не в том теле.

– А у тебя есть любимый?

– Нет. У меня был друг, но прошло уже больше года, как мы расстались.

– А почему?

– Всё банально, он нашел того, кого полюбил.

– А тебя он не любил?

– Видимо недостаточно.

– А ты? Ты его любил?

– Арина, тебе не кажется, что ты задаешь слишком личные вопросы?

– Но ты же отвечаешь. – позволив себе такую же косую усмешку, пожала плечами. – Как думаешь, это надолго? Ну, твое тело-охранение меня.

– Не меньше, чем на месяц. Но я склоняюсь к полугоду. Граф не всесилен, хотя и может очень многое.

– А у тебя есть титул?

– Нет.

– А сколько у тебя лент? – увидев явное непонимание в его глазах, я тут же поправилась. – Ну, бэлт. Бэлтов? Как правильно?

– Семнадцать.

– О…

– Но это не предел.

– Да? А откуда ты знаешь?

– Я ещё молод по нашим меркам. Регулярно тренируясь и повышая свою силу и мастерство, до пятидесяти лет можно рассчитывать на их увеличение.

– А сколько тебе лет?

– Тридцать два.

– Да? А выглядишь лет на двадцать… хм, ну пять. Не больше.

– Мы стареем медленнее, чем люди. Соответственно и живем дольше. – усмешка из полуприкрытых век. – Иногда.

– До скольки?

– До ста пятидесяти в среднем. Это как до семидесяти у людей.

– А папе сколько?

– Графу семьдесят три.

Мда. А врал, что сорок три. А выглядит так и вовсе лет на тридцать пять. Кругом вранье.