Леопард - страница 5
Жизни всех сыновей Великого предопределены, так же как жизнь Ниери. Ураган Ниери был больше горы, он громогласно ревел на своем пути, но его мощь была только шуткой, ибо кончился он ничем. Он вонзал зубы в каменья, огромные, как двадцать домов, он сметал с лица земли целые деревни. Но, отбушевав, разве не кончился он в море? Так было предопределено. То же самое и с людьми.
У женщин мудрость земли, которая вскармливает ничтожную колючку и прекрасную пинию, льва и ягненка и при этом никогда не проигрывает. Лев ест ягненка, который ест траву, которая в конце концов поглощает льва. И даже когда еженощно женщин ранят мужчины, они наполняют свои раны жизнью, будущей порослью. Эта страна, его Африка, была женщиной: посмотри, как скоро в омытых дождем расселинах вырастает трава.
Даже теперь он отчетливо помнил, как, отгоняя страхи, говорила с ним мсабу богатым языком своего тела. Он помнил неуверенные движения ее рук, даривших, даривших. Они цвели прекрасными цветами, а дождь колотился в окно. А тем временем в Момбасе на узких мощеных улицах, проложенных в старину арабскими завоевателями, негры-полисмены приступали к спасению детей английских солдат из полузатопленных школьных зданий.
«Этот розовощекий — дурак, и все розовощекие — дураки», — говорил себе Небу на следующее утро. Он бежал, высокий, величественный, с клинообразным торсом, и ноги его резали воздух, как ножницы. Иссиня-черное тело сияло здоровьем, лицо было бесстрастно, как маска. Он давно уже сбросил матросскую куртку и затянул рукава вокруг пояса так, что она болталась на бедрах, как юбка шотландца.
Небу хорошо выспался. На ужин был кролик, зажаренный меж раскаленных камней бездымного костра. Затем он устроился в развилине дерева и, проснувшись с первым лучом, бросился по следу. Солнце вставало, небо было огромным и синим, вершины деревьев сияли. Он с гордостью думал о том, что если вчера он пустился в путь по холодному следу, то сегодня он идет по совсем теплому. Завтра след будет обжигать пятки. Все говорило, что белый идет медленно.
Земля — это книга, по которой ты учишься читать.
В этой книге рассказано все о людях, животных, птицах, путях луны и формах деревьев.
И только тогда, когда ты узнаешь все об истерзанных тропах лесных племен, ты сможешь расширить их, покрыть бетоном и обставить бензоколонками.
«Все розовощекие — дураки, — говорил себе негр, спеша по следу. — Они приходят, смеются над нашими богами и говорят нам: не стучите в барабаны перед идолом, он давно оглох. Затем они приносят своего бога, перед которым они курят ладан и жгут свечи. Их так же мало, как камешков в пригоршне, и все же они говорят нам, многочисленным, как песчинки Килиндини: сиди на своем месте, пока тебя не позвали на кофейную плантацию… И вот такие дураки чувствуют себя хозяевами нашей страны.
Великий, дай нам длинные ножи!»
Он бежал по узкой тропинке на болоте, протоптанной в тростнике его неуклюжей жертвой. В его глазах блестела жестокость.
«Наверно, он жирный и тяжело дышит: на нем кожаные ботинки, а в рюкзаке — банки сардин…» Однако он думал о ноше белого с уважением, ибо там есть винтовка. Он будет горд убить свою жертву. Он сложит песню о своем подвиге и в старости будет петь ее внукам.
Но он не гордился бы, если бы ему пришлось убить бвану Гибсона, потому что однажды принес несчастье этому белому. Он никогда больше не прикасался к мсабу.
Но она заставляла вспоминать о себе с гневной нежностью, и он с голыми руками пошел бы на львов во имя этой женщины. Небу надменно полагал, что солнце любит самый малый цветок и иногда, раздвигая заросли, гладит его своей светлой рукой.
Однажды утром, войдя в столовую, бвана Гибсон увидел, как он ставит вазу с циниями у ее прибора. Что-то в движениях черных пальцев, обнявших вазу, встревожило бвану, он отставил цветы в сторону и, раздраженно смеясь, проговорил:
— Да этот черный парень влюблен в тебя, Эдит! Смотри, как он увивается вокруг тебя.
Она спокойно ответила:
— Я знаю.
И бване Гибсону ничего не оставалось, как приступить к завтраку, пробормотав в ложку:
— Будь осторожна с ними. В Найроби ходят слухи о какой-то гадости. Что-то вроде террористической банды.