Лепесток красной розы - страница 3

― Не трогай меня, гад! Я вообще видеть тебя не могу после всего этого.

― Пожалуйста, любимая, дай мне все объяснить…

― Нет! Мне не нужны подробности того, как ты провел с ней тот вечер. ― Она поморщила свой ровненький носик, и улыбка сама собой коснулась моих губ. Это всегда выглядело так забавно и мило одновременно. ― Избавь меня от этих подробностей. Зря я вообще понадеялась, что между нами может быть снова что-то. Лжец!

― Я не трахал Лизи, поверь мне. Ты мне только нужна, ― выдохнул, делая шаг к ней. Девушка в ответ шаг назад.

― Браво. Спекталь продолжается.

― Я был с тобой честен. Всегда. Ты не можешь просто взять и обвинить меня по рассказу той шалавы, не посмотрев на это с моей стороны. Почему же ты вечно от меня убегаешь?

Губы Эллингтон задрожали. Она отвернулась, промолчав на мой вопрос и тогда я мог разглядеть ее идеальный профиль: ровный заостренный носик, немного вздернутый вверх, губки припухшие и выразительно очерченные, подбородок острый, но впалый. Она выглядела как никто другой волшебно и невинно. За ее спиной не было столько дерьма, вычурных кривых линий, бутафории, мешающая разглядеть в человеке настоящего искусствоведа этого мира, который из самого побуревшего представления готов его преобразить до грациозности. Это как в деле моды: всегда можно из ужасного выделить прекрасное.

Ханна Эллингтон отличалась от моих постоянных девиц тем, что она не была как они. Обычная, замызганная жизнью (в хорошем смысле), поднявшаяся из трущоб, лишь бы смыть с горизонта противоречия и глумления. В ней была стойкость и уверенность в своих действиях, выносливость ― выдержать войну, утонченность, позволяющая подчеркнуть красоту ее характера. Ведь она не та кем казалась ― заучка и интроверт, она ― цветок чистой надежды. Чистота в каждом взмахе ресниц, рук или в элегантном движении тела.

Не могла она появиться из ниоткуда в моей жизни. Поэтому я не могу все так оставить…

― Ты нужна мне… ― сипло проголосил, сделав аккуратный шаг. Девушка все также неподвижно стояла, отвернувшись от меня, и обнимала себя руками. ― Ты не представляешь, как тяжело было без тебя все эти дни. Может ты и делаешь вид, что тебе все равно, только твои глаза говорят обратное. Тело, которое горит от моих прикосновений, также нашептывает твои мысли.

― Нет, ― неуверенно прошептала Ханна и взглянула своими стеклянными глазами. ― Ты лишь хочешь видеть абстрактное, чего на самом деле нет.

Желудок скрутило от одной мысли, что мои проделки довели ее до такого состояния. Какой я придурок!

― Пожалуйста, давай поговорим. Я не хочу вечно бегать и ловить тебя.

Щеки ее зарделись.

― Так ты устал за мной бегать?! ― взревела она в новом потоке слов. Всплеснула руками и скрестила их на груди.

― Стой! Ты неправильно меня поняла, я хотел сказать…

― Ты все ясно дал мне понять! Я тебя не держу, Росс. Ты можешь быть свободен и не тратить время на попытки вернуть бедную Ханну. Меня раздражают такие парни, которые видят в своих атрофированных подвигах чувство всевышнего ублажения. Ты, ― указательным пальцем ткнула в меня, ― главный в этом строю. И уж тем более мне от тебя ничего не нужно. Запомни одно, все эти попытки были изловчены твоими прошлыми манипуляциями запудрить девушке мозги. Почему я не удивлена…

Отвернулся, точно получая по лицу смачную пощечину, и стиснул до скрежета зубы.

― И если ты считаешь, что можно мною пальчиком водить, не на ту напал. Оставь меня в покое! У меня другая жизнь и в ней больше нет тебя. Так что живи на полную катушку, Эрик Росс.

― Ханна…

Потянулся вперед, ухватывая ее за локоть, и тут же женская ладошка ударила меня по щеке. Зажмурился, терпя едкую боль, которая не только отрезвляла меня, но и проникала в каждую клетку своими острыми импульсами. Я уже не знал что делать.

― Пошел к черту! ― злобно шикнула, повернулась и гордо пошла к своему подъезду.

Я готов был вот-вот сорваться с места, нагнать ее и прижать к стене дома, чтобы знала, ее грозные предостережения возбуждают не на шутку. Мне уже даже было плевать на достоинство, лишь бы вновь ощутить вкус ее медовым губ. И пройтись носом вдоль шее, впитывая запах кожи. Насильно удержать и никому не отдать.