Лес рубят - щепки летят - страница 14
Боголюбов уже допил третий стакан чаю и готовился идти в должность, когда в комнату вошла горничная и доложила, что барина желает видеть какая-то женщина.
— Кто такая? — торопливо спросил Боголюбов и мельком заметил жене: не Варвара ли Ивановна?
— Не знаю-с. Говорит: родственница, — ответила горничная.
Муж и жена переглянулись и взволновались. Жена стала быстро оправлять свой наряд.
— Немолодая барыня? — спросил хозяин, торопливо вставая и поправляя орден на шее.
Горничная усмехнулась.
— Нет-с, не барыня, так какая-то…
Боголюбов сердито пожал плечами и опять сел в свое кресло.
— Ума не приложу, кто такая!
— Уж не его ли жена? — презрительно вымолвила Боголюбова.
— Посмотрим, проси! — решил хозяин дома.
Через несколько минут в комнату вошла бледная и худая женщина. Это была Марья Дмитриевна. За нею, выглядывая исподлобья, шел ее старший сынишка Антон. Он, видимо, дичился среди непривычной для него роскоши. И мать и сын были одеты в свое обыкновенное рубище — им не на что было шить траурную одежду. Сделав несколько шагов, они остановились посредине комнаты. Марья Дмитриевна едва держалась на ногах. Хозяин и хозяйка многозначительно переглянулись между собою, на их лицах промелькнуло выражение презрения и негодования.
— Я ведь говорила, что этим кончится! — прошептала хозяйка, по своему обыкновению подливая масла в огонь.
— Мама, это кто? — громко спросила шестилетняя девочка, встав со своего места и протянув свое личико к самому уху матери.
Мать погрозила ей пальцем и шепнула:
— Не надо соваться с расспросами!
Хозяин нахмурил брови и встал, откладывая на стол взятую им для чего-то газету.
— Что вам угодно от нас? — строго спросил он, останавливаясь перед посетительницей. — Мало того что ваш муж осмеливается останавливать мою жену и моего сына на улице, так еще вы осмеливаетесь позорить меня в моем собственном доме, говоря прислуге, что вы мне родня.
— Мама, папа их бранит? — снова послышался громкий вопрос девочки, сказанный на ухо матери.
— Молчи! — шепнула мать и толкнула от себя дочь. Марья Дмитриевна стояла понурив голову; она не могла говорить, задыхаясь от сдерживаемых рыданий.
— Я положу этому конец, — продолжал хозяин, сильно возвысив голос. — Я буду хлопотать, чтобы выслали и вас и вашего мужа.
— Умер он, умер он, батюшка! — воскликнула Марья Дмитриевна и залилась слезами.
— Мама, о чем она плачет? Кто умер? — опять заговорила девочка.
— Не твое дело! Я тебя сейчас выведу отсюда! Слышишь? — совсем сердито произнесла мать.
Девочка надула губенки и уселась на свое место, шурша папильотками и юбками.
Боголюбов изменился в лице, в его глазах выразились и испуг, и недоумение. Он машинально потер свой лоб рукою и прошелся по комнате.
— Сегодня? — лаконически спросил он, снова останавливаясь перед просителями. — На похороны просите?
— Что хоронить-то? Нечего хоронить! — простонала Марья Дмитриевна.
— Как нечего? Что вы такое говорите? — нахмурил брови Боголюбов.
— Нечего, хоронить нечего, — послышался новый ответ, — Ничего не понимаю, ровно ничего! — пожал плечами хозяин и с недоумением посмотрел на рыдающую женщину и на ее сына.
Хозяйка и ее дети тоже смотрели любопытными глазами на странные фигуры посетителей и внимательно слушали еще более странные ответы бедной родственницы.
— Объясните вы мне толком… Да перестаньте плакать, слезами теперь не помочь… Это сын ваш, что ли? — начал хозяин.
— Сын, сын, Антоша, — всхлипывая, ответила Марья Дмитриевна.
Хозяин обратился к мальчугану, понуро стоявшему около матери.
— Ну, расскажи хоть ты… Когда умер отец?
— Пятого числа, — ответил мальчик, не поднимая глаз.
— Ах, это на третий день после того, как он нас остановил! — воскликнула хозяйка, обращаясь к своему старшему сыну.
— Ударом? — спросил хозяин.
— Не знаю, — ответил мальчик.
— Что же, вы хоронили его?
— Нет.
— Так кто же?
— Никто.
На лице хозяина снова выразилось недоумение.
— Так как же? — бессознательно спросил он.
— Испотрошили его.
— Где?
— В клинике.
— Ну, ну, а тело-то, тело-то где?
— Тела нет, испотрошили…
Хозяин большими шагами заходил по комнате.
— Не-ет, э-то ужа-сно! — нараспев произнесла хозяйка и закрыла глаза левою рукою, как будто перед нею пронесся образ испотрошенного трупа.