Лес священного камня - страница 31
Посредник стал на нарах во весь рост, так чтобы все хорошо его видели, и начал что есть силы выкрикивать торжественную речь пранг бал, размахивая мечом в ножнах, к которому был подвешен за лапки цыпленок.
— Эй, вы все! Дети и сосунки, седовласые мужи и старики, слушайте внимательно: не спорьте, не лайтесь, не деритесь, не хватайтесь за палки и дубинки. Пейте вволю, ешьте вволю, пойте, бейте в гонги, выгнутые и плоские… Пусть все будет красиво и радостно. Но если кто моих советов не послушается, пусть пеняет на себя: тот, кто начнет задираться или полезет в драку, будет иметь дело со мной.
В это время староста Ндута обходил гостей и каждому предлагал втянуть через трубочку по глотку из рога, висящего у него через плечо. А Лоонг-Рау, стоя на нарах, в подтверждение каждого своего слова делал взмах мечом, на котором болтался и отчаянно пищал несчастный цыпленок. Кранг-Дрым подошел к посреднику и резким движением сорвал цыпленка, что вызвало оживление среди жителей Сар Лука: цыпленка зажарят и отдадут им. Все это продолжалось не больше десяти минут и никоим образом не помешало попойке.
Около половины восьмого, когда уже темнело, посредник Лоонг-Рау вышел из хижины. В руках у него была плетеная коробка с меандровым узором, наполненная шафранным рисом[34]. Он взобрался на обрядовый помост, тянувшийся от главной двери к жертвенным шестам, — к ним были привязаны буйволы, присланные утром Бап Тяном, — сел на корточки и пригоршнями стал бросать шафранный рис на крышу хижины и на обе жертвы, спокойно стоявшие у жертвенных столбов. Он обратился к духам:
Гулко звучавшие строфы священных стихов следовали одна за другой. Вся сцена, освещавшаяся простым светильником из древесной смолы, производила очень торжественное впечатление.
Через сорок пять минут началось грандиозное представление в стихах — песня о буйволах тонг рпух. Манг-Доонг, зять Ндэха, взял бамбуковый сосуд, в который было налито пиво понемногу из всех кувшинов. При свете небольшого соснового факела, который держал один из джооков, он проскользнул между краем крыши и жертвенными шестами, взобрался на обрядовую перегородку и сел между жертвами. Несколько юношей и девушек, знающих старинные песни, протиснулись вслед за ним, чтобы лучше слышать. Острые языки пламени, испускаемого смолистыми палочками, ярко освещали склонившуюся фигуру певца с бамбуковым сосудом в руках, головы буйволов, окруженные великолепными венками из растений, и разнообразные украшения на жертвенных столбах. Пламя выхватывало из темноты то грузные тени буйволов, то легкие и пластичные очертания украшений. Оно трепетало на ветру, и тени метались, меняли форму, делались то больше, то меньше, люди и предметы исчезали, вновь появлялись, и казалось, что все это кружится в танце. Манг покропил лоб Почтенного Краэ, одного из буйволов, присланных Бап Тяном. Голос певца постепенно нарастал. Достигнув самой высокой ноты, он плавно перешел к мифическому повествованию о подвигах первых людей:
Не прекращая пения, Манг время от времени кропит пивом лоб животного: постепенно пение оказывает свое действие, и Почтенный Краэ ложится. Но зять Ндэха не может добиться того же и, утомившись, передает бамбуковый сосуд соседке, которой удается околодовать второго буйвола. Мы возвращаемся в помещение, где по-преженму царят веселье и шум.