Лес священного камня - страница 47

стр.

не только не имеет права на гроб и на оплакивание, но и на то, чтобы его члены были расправлены.

Запрещение оплакивать самоубийцу соблюдалось неукоснительно[54]. Когда маленькая Джоонг, всйдя в ком нату, увидела на нарах неподвижное тело отца и столпившихся вокруг людей, которые мрачно смотрели на него, ею овладел животный страх, и она вдруг закричала. Сразу же на нее набросилось несколько человек: «Плакать табу!» Но девочка продолжала рыдать, пока не удалось уговорить ее пойти к другим детям. Остаток дня она играла, как если бы ничего не произошло. Казалось, она даже сознавала, что вызывает у окружающих интерес.

Разговор вертелся вокруг мрачных тем, но не задерживался на покойном. Зато все сочувствовали живым, понимая, какие заботы свалились на них. Жалели несчастного Чар-Риенга, которому придется снова приносить жертвы. «Он должен теперь найти свинью, козу, собаку, утку…» — перечислял кто-то. Живущий в том же доме Банг Кривой совсем пал духом. Он твердил, что ему придется покинуть этот дом и построить в другом месте новый. Его единственный зрячий глаз открывался и закрывался на печальном и унылом лице. Мысль о том, что, может быть, вся деревня переселится в другое место, его, по-видимому, успокаивала. Чар-Риенг будет вынужден отказаться от дерева и соломы и строить из иных материалов. Если бы Тиенг повесился в лесу, этих неприятностей не было бы.

Риенг-Чар снова заговорила о племяннике своего мужа, явившемся причиной всех бед. «Еще его мать — ее звали Риенг — согрешила в своем собственном клане. Тогда было то же: «съели» буйвола, опорожнили кувшины, да и успокоились, только штраф заплатили натурой». Помолчав немного, она добавила: «Если бы сразу поймали собаку и убили, Тиенг был бы жив!».

И старуха и мужчины непрерывно повторяли, что Тиенг наложил на себя руки потому, что был «по уши в стыде».

Вдруг вспомнили, что Тру и сопровождавшие его юноши отсутствуют. Между тем жители деревни не должны находиться в «чужих местах», когда у них дома «дурная смерть». Мне поручили написать Тру несколько слов, их прочтет учившийся в школе начальник сектора.

Тут появился Бап Тян, возбужденный и встревоженный, и поспешил ко мне: «Ничего особенного не произошло, Йо, он сам себя убил, сам! Его не обижали и не били! Он не умер после драки! Он покончил с собой!». Бап Тян говорил все быстрее и громче, почти кричал. Я старался его успокоить, уговаривал не волноваться: ведь я могу подтвердить, что он действительно сам наложил на себя руки, что его не оскорбляли, не били, на самоубийство его толкнуло отчаяние. Эта сцена привлекла к дому Чар-Риенга толпу народа. Теперь Бап Тян изливал свое возмущение перед благодарной аудиторией. Он презрительно улыбался с видом человека, чувствующего, что право на его стороне. «Пусть его вышвырнут, раз он покончил с собой! Прежде такое дело стоило бы ему буйвола, у него же спросили только свинью в пять пядей за двоих, он же дал только свинью в две пяди и два пальца! А теперь взял да повесился! Пусть его выбросят!» Потом он спросил, не плакал ли кто-нибудь, и, получив отрицательный ответ, ушел успокоенный.

Около половины пятого пополудни пришел Чар-Риенг с Тангом. Им сообщили о происшествии в тот момент, когда они собирались продать кувшин.

Чар прежде всего осведомился, плакал ли кто-нибудь по усопшему, но его успокоили. Толпа, повеселевшая после разглагольствований Бап Тяна, сомкнулась вокруг вновь прибывших. Сняв со спины корзину, старик напустился на Анг Вдову. Он хотел привлечь ее к суду: Тиенг якобы из-за нее покончил с собой. Она была причиной его смерти — «значит, против нее есть дело». Эти слова толковались на все лады, и фраза «против нее есть дело» начала звучать как припев. Бап Тян тоже начал поддакивать Чар-Риенгу. Нетрудно было предвидеть, к чему это приведет: разговор будет продолжен у кувшина, потому что на этом настаивает Чар, а куанги только утвердят в судебном порядке решения, которые будут приняты. Никто не станет защищать Анг Вдову, тем более что братья ее очень бедны, а один даже отсутствует. В конце концов Анг станет рабыней старого Чара, а Бап Тян получит кувшин как плату за ведение дела.