Лёшка-"студент" - страница 13
— А что вы от меня хотите? — она подняла голову и смотрела на Каверзнева.
— Вы знаете, почему он бежал?
— Да откуда я могу знать? Он уже освободиться должен был, а ему снова срок дали… В последний раз я даже испугалась, когда его увидела… Он совсем озлобился.
— Вы здесь его видели? — насторожился Каверзнев. — Он был здесь?
— Нет, я на свидание ездила.
— Он дрался часто?
— Да он до того, как сел, вообще никогда и ни с кем… Он же добрый мальчик был, а вот как освободился… А потом, когда приехал, его каждый день проверяли, домой приезжали. Ну разве можно так?
— У него надзор был?
— Да. С восьми вечера каждый день дома должен был быть… А участковый сразу сказал, что ему такой не нужен. Ну, разве можно так?
— А он обиды прощал?
— Да он добрый! — мать смотрела на Каверзнева и готова была поклясться, что это так. — Если довести человека, так он что угодно может сделать…
Но Каверзнев уже знал, что обид Ковалев не прощает.
Да и сам способен обидеть кого угодно…
Когда Лешка в очередной раз сидел в камере следственной тюрьмы, он подружился с одним грузином из Сухуми. Тот работал начальником отдела промтоваров города, и посадили его за взятку.
Жора с неподдельным возмущением рассказывал, как его посадили.
— Ну разве это дело? — говорил он. — У нас, если приезжает начальство, обязательно угощение… Какие мы хозяева, если гостя не встретим? Небольшой подарок. Вечер в ресторане. Если это ревизор, то проверяет он все равно строго, ты не смейся. Обычай! Не нами заведено!
— А деньги на ужин где берете? — ехидничал Лешка.
— У каждого уважающего себя руководителя есть заначка, а иначе он работать не будет, сам уйдет.
— Но посадили тебя за взятку?
— Какая взятка? Я приехал сюда всего на два дня! Я же ничего не крал, не брал, мне просто надо было раньше уехать… Мы здесь, на фабрике, получали трикотаж, и нужно было провести разбраковку. Понимаешь? Перебрать тряпки, негодное отделить! Я на все акт подписал как на годное. Это же им выгодно! Мне надо было в Москву срочно, а разбраковка заняла бы не меньше недели… — Жора говорил в полной уверенности в своей правоте. — Сводил я девочек в ресторан — мне четырех девочек в помощь дали, подарил им по платью хорошему… Акт они подписали. Уже в аэропорту я дал старшей сто рублей, чтобы она разделила на всех, а она, сволочь, зажилила! Другая видела и через год, понимаешь, через год сказала об этом старшей. Они поругались, вот эта и пригрозила милицией. Та послала ее… А эта заявила… Приехали ко мне на работу, предъявили ордер на арест, и прямо оттуда — в самолет! Дали четыре года… А эти шлюхи — свидетели! Где справедливость?!
Лешка смеялся.
Однажды Лешка спросил, что он собирается делать после освобождения.
— В торговлю путь мне закрыт… — с горечью говорил Жора. — У нас с судимостью не возьмут.
— Даже продавцом?
— Как я буду работать продавцом, если я был на такой должности? Да на меня все пальцем будут показывать!.. Работу я найду… А к деньгам другой путь есть…
— Какой, если не секрет?
— Ты, Леша, парень умный, тебе можно сказать. Есть у меня друзья, они могли выручить, и я бы не сел, но они меня бросили! У всех деньги есть. Большие деньги! Я найду парня, я ему все дам — от документов до оружия — и узнаю, когда дома никого нет, где деньги лежат, и пусть он их грабит! Они даже не заявят… Тебе немного сидеть… Если захочешь встретиться со мной, то приезжай в Сухуми. Не обязательно для чего-то такого, просто приезжай! Спросишь в любом магазине у заведующего секцией — и тебе покажут…
Тогда Лешка не собирался, но сейчас он ехал к Жоре.
Когда Лешка, выспавшись, свесил голову вниз, то увидел симпатичную девушку и женщину лет пятидесяти.
— Доброе утро, — сказал Лешка.
— Скорее вечер, — ответила женщина. — Ну и спите же вы!
— Что, храпел? — виновато спросил Лешка.
— Да не храпели, но дышите громко.
— Мы хотели вас разбудить в обед… — сказала девушка. — Да жалко стало такой сон прерывать…
Лешка приподнялся на полке.
— Разрешите, я слезу?
Девушка отодвинулась, и Лешка повис на руках, ногой нащупывая обувь. Девушка подвинула туфли под его ноги.
— Спасибо.
Лешка обулся, взял полотенце и, нехорошим словом помянув кабак, коньяк и Володю, вышел из купе. Не спеша умылся, помял лицо и помазал лоб Валиной пудрой, которая неплохо маскировала шрам.