"Лесной чёрт" (Слякоть) - страница 6

Болтающаяся под потолком люстра рассыпала по комнате юркие тени.

— Давай уже, нахер! — крикнул Макар, вытирая испарину.

Клим захрипел, раздул щеки. Приклеился к спине Лизы, катая пальцами соски-горошины.

— Невеста… — выдохнул он ей в шею.

Вздрогнул всем телом, обхватил задницу Лизы и вдавил пальцы в кожу. Скрючился со стоном и замер. Потом неспешно засадил на всю длину раз, второй, третий…

И рухнул назад на стул.

— Ч-черт, — выдавил он. — Всем невестам невеста.

Его член все еще стоял торчком, по стволу стекали сперма и кровь. Клим не спешил его убирать. Он поднял опрокинутую бутыль, приложился к горлу и крякнул от удовольствия. Нашарил папиросу, прикурил.

— Ну что, малой, видал? — обратился он к Ромке, но того затягивала влажная чернота в окне. Словно это было лучшее зрелище на свете. Словно там было на что смотреть. Губы мальчика дрожали, с его стула капало.

Клим встал, вытер член голой рукой и скинул Лизу со стола. Выбросил, как использованную салфетку.

— Принимай, Макар. Оно того стоит.

В этот момент в голове Оксаны лопнуло. Во взоре вспыхнули огоньки, все заволокло красным. Она одним движением запрыгнула на Макара, который расстегивал штаны возле Лизы, и вцепилась зубами в шею. Макар заорал, полоснул ножом наугад раз, другой. Ударил кулаком, рванул за волосы. Оксана чувствовала, как по губам течет кровь ублюдка, чувствовала ее ядовитый вкус, чувствовала плоть жирного хряка на зубах.

Клим сшиб ее ногой. Подошел ближе и открытой ладонью ударил в нос. Хрустнуло.

— Тварь полоумная! — заревел Макар. — Я тебе башку отрежу!

Со щеки сползал кусок мяса, но Оксана рвалась в бой. Клим пнул ее в живот, придавил сапогом к полу. Оксана выплюнула весь воздух и свернулась клубком в нескольких шагах от Лизы. Кровь с лица стекала к подбородку и рушилась на пол маленьким водопадом.

— Теперь смотреть будешь, нахер, — сказал Макар, взбираясь на Лизу.

Он спустил штаны, доставая короткий, загнутый бананом член. Раздвинул ноги Лизы, насколько позволяли джинсы, и примерился. Мохнатое пузо загораживало ему обзор, складки жира тянули вниз. Макара трясло. Свекольного цвета морда будто таяла, капли пота ползли по ней, как подкожные паразиты. Член из не самого большого банана превращался в гороховый стручок.

Макар запустил толстые волосатые пальцы Лизе во влагалище, второй рукой гоняя по члену шкурку. Он ерзал сверху, тяжело дышал, дергался, словно через него пропускали ток. Ничего не получалось. И тогда Лиза захохотала. В голос, от всей души.

— Смешно, нахер? — рассвирепел Макар. — Смешно тебе?!

Он подхватил нож с пола и воткнул его Лизе в живот.

— А так?!

Страшно, по-звериному завыла Оксана. Ее глаза вылезали из орбит, на лице в кровавые морщины складывалась кожа. Она в судорогах билась на полу, под расползающейся багровой лужей, и протягивала руку к дочери. А Макар трахал Лизу сразу в два члена. И чем больше дырок делал тот, что с лезвием, тем крепче становился тот, что из штанов.

Загрохотали сапоги, и в комнату влетел заспанный Батя.

— С-сучье вымя, вы что тут?!

Он оглядел гостиную потерянным взором. Всюду было заляпано, грязно. Бесновались тени. На полу Макар насиловал труп. Сопел, как медведь на последнем издыхании, с губ и подбородков срывалась пена.

— Только дыркой… и умеете, суки, торговать… подстилки городские… нахер. — Макар дрожал и захлебывался словами. Нож он отбросил, и теперь вставлял член во все проделанные отверстия, до которых мог достать. — Ясно… каким местом… зарабатываете, узким своим, ага… сейчас, обожди маленько… ага, добавлю…

Батя хотел что-то сказать, но заметил открытое окно. Отшатнулся от него, как от люка в преисподнюю, бросился к столу и схватил ружье.

— Кто оставил?! Так ить говорил, что нельзя! Учует!

Батя по дуге обошел окно, закрыл его судорожным движением. Увидел Ромку.

— Ты оставил, паскудник?!

Ромка, словно загипнотизированный, смотрел в темноту. Батя ударил его прикладом и повалил на заляпанные кровью доски.

— Погубить всех удумал?!

Приклад опустился снова, прямо в челюсть, разметывая по полу осколки зубов. Ромка не успел как следует зареветь, потому что третьим ударом Батя проломил ему череп.