Лесной глуши неведомые тропы - страница 3

Живая душа… теперь мертвая.

Мужики всей гурьбой повисли на чужаке: Ланвэ и подмастерье Брун заломили ему за спину руки, не позволяя дотянуться до меча; братья Ридды, гончар и сапожник, подсекли ноги, вынуждая пленника упасть на колени; старики Гилль и Огнед вцепились ему в длинные сальные волосы, заставляя запрокинуть голову; Хакон что есть силы бил его кулаками в лицо. Поверженный латник рычал и дергался, изрыгая проклятия, пока громкую суматоху не прорезал зычный голос трактирщика:

— Тихо все!!! Прекратите сейчас же, не то больше никому в долг не налью!

Он сильно толкнул в плечо разбушевавшегося Хакона, который никак не хотел прекратить избиение.

— Сядь-ка, парень, да выдохни! — прикрикнул на него Ирах. — Сейчас разберемся, что тут к чему.

Хакон набычился и потер багровый синяк на скуле, однако трактирщика послушал и отступил назад, не переставая сверлить противника взглядом.

— Ты зачем явился? — надвинулся на все еще дергающегося верзилу Ирах.

— Я уже сказал, — рявкнул тот, сплевывая кровь с разбитого рта. — Домой пришел.

— Здесь не твой дом. У меня в трактире что забыл?

Пленник повел могучими плечами, закованными в железо, пытаясь сбросить с себя гроздьями нависших крестьян. Но, вперив взгляд в лицо Ираха, сказал уже более смирно:

— Шкуру вот… продать хотел.

— Шкуру, — эхом повторил за ним Ирах.

— А то.

— Шкуры я тут не вижу, только падаль.

— Сам ты падаль! — злобно крикнул чужак, снова дернувшись. — Я убил его своими руками! Еще солнце не село в ту пору, когда он почти перегрыз мне горло!

— Илва, отойди, — бросил мне Ирах, словно не слыша последних слов пришельца.

Я еще раз провела рукой по жесткой шерсти, безмолвно прощаясь со зверем, и послушно отступила назад.

— Шкуру-то сильно попортил? — заинтересованно посмотрел на добычу трактирщик.

— Целехонька, — буркнул здоровяк, настороженно наблюдая за ним.

Ирах опустился на корточки рядом с мертвым зверем.

— Ладно. Сколько хочешь за него?

— Сколько дашь. Я не гордый.

— Тогда вот что. Сейчас ты выйдешь отсюда, да подальше, сам снимешь с него шкуру, а тушу закопаешь. И лишь после заходи за платой. И смотри без глупостей! Видишь сам, тебе тут не рады.

— Зато я умираю от счастья видеть ваши поганые рожи, — пробурчал чужак, продолжая вырываться и громыхать доспехами. — Да отцепитесь вы!

Ирах поднялся, кивнул односельчанам, и пленника нехотя отпустили.

— Где моя мать? — глухо прорычал тот, обращаясь к трактирщику. — Я был дома — там никого.

— Ее больше нет, — Ирах отвел глаза. — И дома у тебя тоже нет, Тур. Уясни-ка себе это.

— Что?! — взревел чужак, которого назвали Туром. От его рева у меня мурашки побежали по коже, и я отступила еще на шаг назад.

Но Ирах не убоялся.

— А то. Не твой это дом больше. Заберешь деньги за шкуру и проваливай отсюда.

Хакон смерил посрамленного соперника победным взглядом. Тот едва не исходил дымом от ярости, однако обвел налитыми кровью глазами харчевню и сдержался.

— Это мы еще посмотрим, — сказал он напоследок. Утер окровавленный рот латной перчаткой, взвалил на спину тушу волка и вышел вон.

Я услышала жалкий всхлип и не сразу поняла, что издала его сама.

— Не бойся, Илва, — Ирах положил ладонь на мое плечо, — мы тебя в обиду не дадим.

Мне было невдомек, о чем это он толкует. Ведь чужак, устроивший в харчевне драку, не сделал мне ничего худого, даже не глянул в мою сторону. Но я благоразумно кивнула и покосилась на свое добро, все еще разложенное на стойке.

— Ах да, — перехватив мой взгляд, засуетился Ирах. — Руна! Принеси-ка молоко, голубушка.

Руна смерила меня убийственным взглядом и скрылась за дверью кухни. Ирах пошарил в кармане засаленного передника и не глядя отсыпал мне целую горсть медяков. Мои брови взметнулись вверх: не надо было считать, чтобы понять, что здесь гораздо больше, чем стоил принесенный мною скарб. Но спорить не стала — какой же глупец будет сетовать на то, что ему переплатили?

— Спасибо…

Ирах едва ли обратил на меня внимание: он уже приветливо улыбался солдату из охраны нашего лорда, спускавшемуся по лестнице со второго этажа. Там, наверху, у Ираха сдаются комнаты постояльцам трактира. И не только приезжим, но и своим — если те хотят чуток поразвлечься с продажной женщиной. После того, как пышнотелая и немолодая уже Фанни минувшей весной была найдена в собственной постели задушенной особо ретивым любовником, продажная женщина в нашей деревне осталась всего одна: молодая хохотушка Мира. Девчонка всегда была мне по душе: осиротев в раннем детстве, она не утратила своего озорного, веселого нрава, скучать рядом с нею точно не приходилось.