Летчики - страница 4

— Оставь до другого раза, дружище, я привез «Столичную».

Он склонился над чемоданом, который Ефимков, внеся в комнату, положил плашмя рядом со шкафом. Послышалось щелканье замков. Когда Мочалов выпрямился, в одной руке его сверкнула бутылка с белой наклейкой, в другой он держал стянутый шпагатом небольшой узелок.

— Вот голова садовая, — засмеялся он, — это поважнее всякой водки. И как я не вспомнил сразу!

Сергей быстро разрезал шпагат и, развернув упаковку, протянул Галине Сергеевне красную коробку.

— От меня и от Нины. Последняя новинка — «Белая сирень».

На лице хозяйки вспыхнул яркий румянец.

— Большое спасибо, Сергей Степанович! Да у нас об этих духах целые легенды сложили. Просто и не знаю, как вас благодарить. Я буду в Энске первой обладательницей такого богатства.

Она бережно приняла подарок.

— А где же Вовка? — обратился Мочалов к товарищу.

— Время-то позднее. Задремал, не дождавшись.

— Жалко, — огорчился Сергей Степанович, — а я ему для первого знакомства хотел пару заводных игрушек подарить — танк и мотоциклет.

— Ничего, успеет еще их распотрошить.

Кузьма расставил стопки и начал разливать водку. Оживленный, раскрасневшийся с мороза, он покачивал от удовольствия стриженной под ежик головой и улыбался. Его толстая нижняя губа, придававшая улыбке оттенок добродушия, чуть вздрагивала.

— У тебя такое блаженное лицо, хоть картину пиши, — не утерпел Мочалов.

— Верно, Сережа, верно, — поддакнул Ефимков, — и назови ее, эту картину, «Злачная душа». Вполне объяснимо: почти год «Столичной» в рот не брал, а с мороза стаканчик — у-ух! — Кузьма набрал полные легкие воздуха и так выразительно произнес это «у-ух», что все засмеялись. — Просто грудная клетка лопается при мысли о том, как эта жидкость под маринованные рыжики пойдет.

Галина Сергеевна пожала плечами.

— Что с ним сегодня, Сергей Степанович, понять не в силах. Кузьма к этой влаге прикасается только по самым большим праздникам… вот разве только прошлой осенью отличился…

— А как, если не секрет?

— Сюрприз один преподнес, — Галина Сергеевна сузила глаза, в них вспыхнули искорки смеха. — Дело под воскресенье было. У нас затянулся педагогический совет, и я возвратилась из школы поздно. Смотрю — Кузьмы нет. Жду. Проходит час, успела все диктанты проверить, — Кузьмы нет. Решила — какое-нибудь деловое совещание. Вдруг в одиннадцать стук в дверь. Вваливается мой благоверный и с ним компания человек в десять. Все навеселе. Оказывается, летчик Цыганков женился. Так Кузьма отгулял свое на свадьбе и говорит: «А теперь пошли ко мне. У меня Галя с работы вернулась, она нас тоже угостит». Стоит в распахнутой шинели посреди комнаты и гремит своим басом: «Товарищи, рассаживайся кто как может, нам Галя еще по рюмочке поднесет». Я опешила, стала упрекать, что, мол, не предупредил, а он в ответ: «А я утром и сам ничего не знал. Тут все экстренно, невеста из Киева к Цыганкову приехала, и решили прямо с корабля на бал.» Вот и пришлось им среди ночи свадьбу у нас догуливать.

— Оказывается, муженек-то у вас с выдумкой, — засмеялся Мочалов, — я и в академии слышал одну историю о широком его характере.

— Что же это за история? — поинтересовалась Галина Сергеевна.

— Про то, как он с Дальнего Востока ехал. Говорили, будто на одной из таежных станций в дальневосточный экспресс сел богатырского роста капитан… ты не припомнишь? — покосился майор на друга.

— Припоминаю, — пробасил Кузьма. — А дальше что?

— Этот капитан нанес визит директору вагона-ресторана и осведомился, сколько стоит все содержимое этого заведения. А потом и брякнул: «Покупаю ваш вагон-ресторан». У директора глаза на лоб. «То есть как?» — «А очень просто, — говорит капитан, — меня эта сумма устраивает». — «Да, но что будут делать пассажиры! Поезд останавливается очень редко и на станциях стоит мало». Тогда капитан плечи расправил и отвечает: «О пассажирах не печальтесь. Я покупаю вагон-ресторан, а вы объявите по радио, что капитан Ефимков приглашает всех желающих на ужин. Только обязательно звание и фамилию укажите». Было это, Кузя?

— Не было, — все так же добродушно улыбаясь, проговорил Ефимков, — ерунду тебе наговорили. Переврали все.