Летчики - страница 7

Мочалов посмотрел на ручные часы — перевалило за двенадцать.

— Спать хочешь, Сережа?

— Завтра подъем поздний?

— Полетов нет, но к восьми нужно быть уже в штабе. А у тебя завтра сплошные представления по начальству.

— Да-а, — протянул Мочалов, и серые глаза его по-мальчишески засверкали, — Галина Сергеевна, завтра мне предстоит уставную фразу чеканить: «Прибыл для дальнейшего прохождения службы».

— Ничего, Сергей Степанович, с вашей выправкой это несложно. Это моему Кузьме трудно рапортовать.

— Что верно, то верно, — подумав, согласился капитан, — у меня фигура не для парадов. А у тебя, Сережа, все как по маслу получится. Даже если нашему «хозяину» заставят представиться.

— Ты кого имеешь в виду? — борясь с подступающей зевотой, поинтересовался Мочалов.

— Командира соединения генерала Зернова.

Сергей быстро поднял голову, и оживление вспыхнуло в глазах:

— Зернова, говоришь? Это не тот ли, что на фронте нашей дивизией командовал? В сорок четвертом…

— Он, Сережа, — подтвердил Ефимков, вынося из соседней комнаты большую подушку и стеганое одеяло, — ты еще в то время на «Ильюшине» летал. Может, и генерал тебя помнит?

— Должен помнить, — тихо произнес майор и задумчиво посмотрел в разрисованное морозом окно, за которым стонала ветром январская ночь.

Галина Сергеевна быстро постелила гостю на диване, положила на стул рядом теплую летную куртку мужа, чтобы можно было накрыться, если к утру станет холодно.

Прежде чем затворить дверь, Кузьма обернулся и, покачивая головой, прогудел:

— А поговорили мы с тобой славно. Да-а, славно, — глаза у него были удивленные, он смотрел на Мочалова, как смотрят на незнакомого человека, желая его получше понять. Да и на самом деле в эту минуту Кузьме казалось, будто что-то новое и тревожное вошло в его дом вместе с приездом старого друга. Впрочем, это, может быть, только казалось…

Мочалов слышал, как в соседней комнате щелкнул выключатель. Силясь заснуть, он перебирал в памяти прошедший день. Помимо встречи с Кузьмой Ефимковым, значительной была новость, что авиационным соединением командует генерал Зернов. Много, ой, как много всколыхнула в памяти у Сергея эта фамилия! Нет, генерал не мог его забыть, и первая их встреча будет взволнованной, радостной и вместе с тем до боли грустной…

Есть такие поступки и события, которым суждено становиться важным рубежом в биографии человека. Именно о них человеческая память хранит долгое воспоминание, озаряемое радостью или печалью в зависимости от того, что внесли в жизнь эти поступки. Так и у Сергея Мочалова было в сорок четвертом на фронте.

…Шесть месяцев Мочалов служил в штурмовой дивизии, которой командовал Зернов. В подчинении у Зернова было много летчиков, и почти каждого генерал хорошо знал в лицо. Но далеко не с каждым у этого сдержанного, малообщительного человека возникали такие отношения, какие неожиданно для обоих возникли между ним и Мочаловым.

Сергею не спалось. Одной неразрывной цепью вставали в памяти картины минувшего.

…Стоял жаркий август 1944 года, и над фронтовыми дорогами кружилась сухая, едкая пыль. После полудня Зернову принесли телеграмму. Оперативный дежурный, худой веснушчатый лейтенант, услышав короткое «идите», щелкнул каблуками и скрылся за дверями кабинета, устроенного в маленькой комнате крестьянского домика, занятого под штаб. Зернов развернул серый телеграфный бланк. Командир стрелкового корпуса, ведущего бой на подступах к большому городу, телеграфировал:

Зернов отложил телеграмму. В самом деле, положение осложнялось. В течение дня он посылал на штурмовку три группы «Ильюшиных», потерял при этом два самолета, а переправа так и осталась непораженной. Прикрытая несколькими зенитными батареями, она казалась летчикам неприступной крепостью, и командир штурмового полка всякий раз после возвращения очередной шестерки самолетов сухо докладывал:

— Цель не разбита, товарищ генерал.

До захода солнца оставалось три-четыре часа. Занавеска в окне была задернута наполовину. Генерал видел убегающую на запад сухую, пыльную дорогу, на которую уже начинали ложиться тени от деревьев, и думал: «Скоро наступит вечер, потом ночь; танки и автомашины противника будут уходить через переправу на другой берег…»