Летнее Солнцестояние - страница 21

Она слышала писк новорожденных кротят, ей хотелось спеть им такую же песенку, какую она пела цветам и солнцу, однако Ребекка не отваживалась подходить к ним, боясь их родителей. С тех пор как отец застал ее с Руном, она сторонилась самцов. Мандрейк тогда не сказал ей ничего определенного, но она наконец поняла, что грозит любому кроту, если он дерзнет оказать ей внимание. Поэтому она гнала всех прочь, хоть иные из самцов были молоды и хороши собой — так хороши, что ей хотелось танцевать вместе с ними. В таких случаях она заливалась звонким смехом и бежала от них куда глаза глядят, дух же ее воспарял при этом, подобно жаворонкам, кружившим в вышине где-то над опушкой леса.

Началось лето. Она чувствовала себя забытой всеми. Даже ее братья то и дело отправлялись в поисках приключений. Если они возвращались избитыми — а так обычно и случалось, ведь соперники были много старше и опытнее их, — она пыталась их приласкать и приободрить. Впрочем, теперь и они стали другими — она чувствовала исходившую от них агрессию; порою же они напоминали ей Руна, гнавшегося за нею по туннелям. От этого на душе у нее становилось горько-прегорько, и она уходила, чувствуя себя оскорбленной.

Брекен рос в Вестсайде, где страх считался величайшим позором, а видом крови (если эта кровь принадлежала кому-то другому) наслаждались. Вестсайдцы всегда отличались крутым нравом, самым же свирепым из вестсайдцев был, конечно же, Буррхед. Его детям приходилось сносить постоянные побои, брань, неожиданные наскоки и бесконечные оплеухи, — юные кроты осваивали искусство самозащиты и агрессии в самой суровой школе Данктонской системы.

Мать Брекена Эспен была уроженкой Истсайда. Буррхед завоевал ее в кровавом сражении, состоявшемся вскоре после февральского заседания совета старейшин. Обычно подобные стычки заканчивались без жертв, лишь Мандрейк то и дело убивал своих соперников. Теперь же этот кровавый обычай перенял у него и Буррхед, снискавший сомнительную славу одного из самых жестоких кротов системы.

Он всегда отличался необычайной агрессивностью и уступал в ней разве что Мандрейку, пришедшему в систему со стороны. Сообразительные от природы Рун и Меккинс брали коварством, он — грубой силой и кровожадностью.

Другие кроты вряд ли связались бы с такой неряхой, какой была Эспен. В ее норе всегда царил ужасный беспорядок, в углах гнили останки червей и растений, принесенных сюда молодью.

Эспен — как это и полагается у кротов — сама давала имена своим детенышам. Самый сильный из братьев Брекена по вполне очевидным причинам получил имя Рут — Корень. Сестренка была названа Уиттир — Каменка. У нее, так же как и у самой Эспен, за правым ушком виднелось небольшое светлое пятнышко. Самому слабому из трех детенышей дали имя Брекен, что значит «папоротник-орляк».

Буррхед остался недоволен своим потомством, поскольку в помете был один-единственный нормальный крот. Какое-то время он наблюдал за тремя крошечными розовыми детенышами, боровшимися за место возле сосцов матери, и в конце концов несколько утешился, обратив внимание на недюжинную силу Рута. Буррхед не ошибся — Рут вырос в задиристого драчуна. О лучшем сыне он и не мечтал.

Детство Брекена было безрадостным. Ему постоянно приходилось бороться за пищу, при этом он всегда проигрывал и получал в итоге лишь объедки. Вследствие недоедания он рос очень медленно, что делало его положение еще более сложным. Тщедушный, вечно нездоровый и вечно плачущий ребенок — таким его привыкли видеть в родной семье. В чем ему нельзя было отказать, так это в уме и сообразительности (Буррхед считал то и другое чем-то вроде коварства). Он быстро научился уходить от прямых стычек с ровесниками, в том числе и со своим не в меру рослым братцем. Вместо того чтобы отвечать ударом на удар он принимал оборонительную позу и терпеливо сносил все тычки и тумаки, обрушивавшиеся на него буквально со всех сторон. Опущенная вниз мордочка, отведенные в сторону глаза и дурацкие противоестественные манеры Брекена вскоре так наскучили Руту и Уиттир, что они попросту перестали обращать на него внимание.