Лето Эпох - страница 4

Недавнее, с его точки зрения, немного досадное, подумаешь чуть опалило лицо и короткий ежик светлых волос, но, в общем-то пустяковое, недоразумение, он просто отмел, как не заслуживающее его внимания. Ну, громыхнула в небе, сверкнуло. Так, что с того? Лето, почему бы и не погромыхать грому и молниям. А то, что на небе в это время было ни облачка, так кто ее знает, эту природу, захотелось, вот и громыхнуло. А почему прилетело именно ему среди десятков людей, снующих по перрону. Так, то опять же загадка природы и пусть разгадывают ее те, кому это интересно. А ему, Вовке, не до каких-то там загадок. Он дома, Он приехал ДОМОЙ.

Легко взбежав по отшлифованным тысячами подошв, местами выщербленным ступенькам на третий этаж обычной пятиэтажки, Вовка вдруг в нерешительности остановился. Вот она дверь, обитая черным дерматином, вот золотистый пластмассовый номерок, сам прикручивал, еще до армии, вон кнопка звонка, оплавленная зажигалкой, так и не сменил… Вот..

Что-то останавливало его. Что-то здесь было не так. Вовка не понимал, что? Но где-то внутри, в груди, в сердце, вдруг всё воспротивилось тому, что бы с легкостью нажать эту черную в круглом сером оплавленном корпусе кнопку. Он отступил на шаг назад, оперся плечом о стену и торопливо вытянул сигарету, тряхнул зажигалкой, поднося огонек, но, тут же, как будто опомнившись, убрал сигарету обратно в пачку и решительно, даже с каким-то злым вызовом, надавил на черный кругляш.

За дверью прошелестели легкие шаркающие шаги и, не спрашивая — кто? — провернулся ключ. И, появилась мама, такая же пышная, родная в просторном домашнем халате. Она недоуменно поглядела на Вовку — Вам кого?… Но голос ее вдруг сорвался, взгляд затуманился и она, сделав шаг назад, побледнев, стала оседать, теряя сознание. Губы ее шептали — Саша, ты пришел…

В тесном коридорчике появился парнишка, на вид лет семнадцати в одних трусах и кинулся к матери. Вдвоем они внесли маму в комнату, ничуть не изменившуюся за четыре последних года, и положили на старенький, но такой уютный диван. Паренек, выпрямившись, взволновано спросил — Вы к кому?

— Я-а? — Протянул Вовка, непонимающе вертя головой. Слова рвались из груди, но кроме хрипа и судорожного всхлипа произнести ничего не смог.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза и, не выдержав, Вовка отвернулся. Что-то происходило с ним… Он чувствовал, что теряет, самое главное… Себя? Душу? Жизнь? Он как будто растворялся в этом пареньке.

А паренек, спохватившись, бросился к телефону, судорожно давя на кнопки "03".

Вовка в растерянности постоял еще минуту, а затем, тяжело передвигая негнущиеся ноги, двинулся к входной двери и, уже почти переступив порог, резко развернувшись, грубо спросил — а ты кто?

Паренек скороговоркой выпалил в телефонную трубку адрес и, опустив ее на рычаг, дерзко поглядел на сержанта — я Вова, Владимир — поправился он — а ты?

Вовка ничего не ответив, вышел, прикрыв за собой дверь.

Он сидел на лавочке детской площадки в тени раскидистой акации напротив "своего" подъезда и отрешенно курил сигарету за сигаретой. Вся его сущность, как будто вновь собиралась в единое целое, как ручейки, соединяясь, образуя мощный поток. И этот поток с грохотом, вспениваясь, и разлетаясь на мириады брызг, падал с огромной высоты в бескрайнее озеро. Озеро его Я. Падал, разбивался и успокаивался.

В голове плавал серый туман непонимания и растерянности.

Мимо проходили люди, бросали косые взгляды на скопившиеся у его ног окурки, ворчали что-то осуждающее, но себе под нос и скрывались в темном проеме арки. Тихо прошуршав шинами, подъехала и остановилась скорая помощь. Двое в белых халатах, громко хлопнув дверьми "Газели", торопливо направились в подъезд его дома.

Вовка поднял глаза на этот тревожно — раскрашенный автомобиль и проследил замутненным взглядом за врачами. Пришло понимание — к кому. И он вскочил с лавки, кинулся было следом, но ноги как вросли в землю… Он не смог сделать и шага. Сержант — десантник так и застыл у лавки безвольным изваянием. А ведь всего месяц назад он бесстрашно шагал в бездну и падал, разбросав руки, навстречу стремительно приближающейся земле. А теперь только губы его тихо шептали — я приехал мама.