Лето в Жемчужине - страница 14

стр.

Витя вздохнул и пошел к трамвайной остановке.

7. У Репы есть тайна

Пустел двор дома, в котором жил Витя Сметанин: ребята разъезжались на каникулы — кто в пионерский лагерь, кто в туристический поход, кто к морю. Только Репа никуда не уезжал.

— Мне и здесь хорошо, — сказал он Вите. — Купаться есть где? Есть. Загорать… Да у меня, если хочешь знать, личный пляж имеется. Загорай хоть целый день. И никуда ходить не надо. Хочешь, покажу?

— Конечно, хочу! — сказал Витя и подумал: «Вечно Репа что-нибудь придумает».

— Пошли!

Мальчики поднялись на седьмой этаж. На последней площадке Репа огляделся, прислушался.

— Вроде, никого? — шепотом спросил он.

— Никого… — ответил Витя, и ему стало немного жутко.

Репа полез по железной лесенке, которая вела на чердак, откинул деревянный щит люка и мгновенно исчез в нем. Потом в люке показалась его рыжая голова, и Репа зашипел сердито:

— Чего стоишь? Давай сюда! Витя быстро полез за товарищем.

На чердаке было жарко, пыльно. В узкие окна падали столбы солнечного света. Где-то ворковали голуби.

— Иди за мной осторожно. А то шаги услышат.

Прошли весь чердак и через разбитое окно вылезли на крышу. И сразу Витя зажмурился — столько солнца, света, голубого неба было кругом. И во все четыре стороны простирался город (Витя никогда не думал, что он такой огромный): крыши, крыши, крыши; зеленые пятна скверов; во все стороны разбегались улицы; и уже совсем далеко были зеленовато-дымные поля, сливающиеся с горизонтом.

— Вот здорово! — вырвалось у Вити. Репа снял сандалии, сказал:

— Скидай ботинки, босиком пойдем. Кожа скользит, упасть можно.

— Так ведь загородка.

— Загородка, — хмыкнул Репа. — На нее дунь, она и завалится.

Нагретое солнцем железо обжигало ступни.

— Ничего, не кривись. Сейчас привыкнешь, — сказал Репа, глядя, как Витя трет о штанины то одну ступню, то другую.

И правда — скоро ноги привыкли, и идти по горячей крыше стало даже приятно.

Мальчики подошли к краю крыши, осторожно встали у загородки, и Репа, заглянув вниз, сказал:

— Смотри.

Их большой дом соединялся с другим домом плоским перекрытием, наверно, этажа на два ниже. На это перекрытие спускалась железная лестница, которую сразу и не увидишь. Просто надо подойти к проему в загородке, ухватиться руками за два стержня с загнутыми краями и ногами нащупать первую перекладину лестницы.

Так и сделал Репа. Когда его голова оказалась на уровне крыши, он небрежно сказал Вите:

— Давай за мной.

Витя взялся за стержни, нашел дрожащей ногой перекладину.

Дальше уже не было страшно. Витя очутился рядом с Репой на плоском бетонном перекрытии. С двух сторон были глухие, без окон стены домов, со стороны двора поднимались кроны тополей, и по краю шла металлическая загородка, а от улицы перекрытие отгораживала стена, немного выше человеческого роста. Репа постучал по стене кулаком, и удары гулко отозвались в пустоте.

— Там трубы всякие проходят и кабель, — сказал Репа. — А под нами знаешь что? Ворота во двор. Ну, теперь представляешь, где мы?

— Представляю.

— Нравится?

— О чем ты спрашиваешь? Репа, а как ты нашел это место?

— Кто ищет, тот всегда найдет, — сказал Репа. — Ну, чем не пляж?

— Для пляжа река нужна.

Репа загадочно улыбнулся.



Итак, получался крохотный уголок, спрятанный со всех сторон от мира, весь отданный солнцу. Впрочем, была и тень: один угол Репиного пляжа накрывала густая ветка тополя. А за гулкой стеной с трубами и кабелем невнятно шумела улица.

Репа внимательно посмотрел на Витю, подумал о чем-то и сказал:

— Ладно. Отвернись и, пока я не скажу, не оглядывайся. Оглянешься — пощады не будет.

Витя послушно отвернулся. За его спиной загремели вроде бы камни, слышалось какое-то движение. Потом все смолкло. И молчание было долгим. Потом опять загремело, и Репа, наконец, сказал:

— Можно.

Витя повернулся и удивлению его не было предела: Репа, совершенно голый, лежал, подставив солнцу спину, на старом суконном одеяле. И, самое невероятное, тело его было мокрым, в каплях воды.

— Раздевайся, загорай, — сказал Репа. — И ни о чем не спрашивай.

Витя разделся, лег рядом с Репой и молчал, даже не знал, что подумать, что предположить.