Лето злых духов Убумэ - страница 19
– Но разве это не привело бы к ужасной путанице, если б все мы видели вокруг себя вещи, которых быть не должно? И неужели действительно так просто увидеть или услышать все эти иллюзорные реальности, которые, по твоему мнению, мы сами же и создаем? Человек не может просто пожелать что-то увидеть и действительно увидеть это. У меня никогда не получалось.
– Если ты захочешь что-то увидеть, то не сможешь это увидеть. В тот самый момент, когда ты думаешь, что хочешь увидеть что-то, оно попадает в твое сознание, и твой мозг уже знает об этом. А как только мозг узнаёт, что происходит, он тотчас выбирает самый простой путь – отправляется в картотеку и находит там воспоминание, которое доказывает, что того, что ты хочешь увидеть, не существует. После этого иллюзия, которой хотелось бы подменить реальность, отбрасывается и игнорируется. Мозг ведь не собирается тебе лгать, верно?
– То есть нужно подсознательно чего-то захотеть?
– Именно так. Затем, после того как мозг преподнес тебе свою ложь, у него нет иного выбора, кроме как отправиться в хранилище памяти – подправить и подделать находящиеся там записи, чтобы доказать, что он нигде не допустил ошибки. Ведь в противном случае его гордость была бы уязвлена. Мозг существует по законам естественных наук. По этой причине ему нужны объяснения вроде «необъяснимых феноменов» и самооправдания, которые предоставляет ему религия.
Я кивнул:
– Понятно. Что-то во всем этом не кажется мне абсолютно правильным, но я улавливаю, к чему ты клонишь. Ты хочешь сказать, что религия – посредник и арбитр между мозгом и душой, благодаря которому обе стороны могут оставаться в ладу друг с другом.
– А ты тоже мастер искусных метафор… Да, это так, мозг допускает ошибки и недосмотры. И в такие моменты ему просто необходим арбитр, который мог бы уладить дело. Без такого арбитра мозгу для урегулирования разногласий с сознанием ничего не оставалось бы, кроме как продавать наркотики, – и этого жульничества было вполне достаточно, когда мы были животными, но в какой-то момент оно перестало так хорошо работать.
– В смысле, «наркотики»?
– Именно так. Когда у тебя хорошее настроение, ты испытываешь удовольствие или чувствуешь себя счастливым; это результат биохимических процессов в твоем мозге. Подумай о базовых действиях, которые мы производим, чтобы выживать: едим, выполняем физические упражнения, занимаемся сексом – все они доставляют нам то или иное удовольствие. Организм требует этих удовольствий, получаемых извне, – примерно так же, как зависимый нуждается в своей дозе. Животное может испытывать эйфорию просто потому, что живет. Но когда появился социум и возникла речь, наркотики, которые поставлял организму мозг, перестали удовлетворять всем нуждам – все слишком усложнилось, и человек потерял свое счастье. Тогда-то и возникло все необъяснимое и загадочное. Человек искал новое счастье, чтобы заменить им утраченное, и появилась религия. Если хочешь, можешь считать это заменителем наркотиков. Опиум, морфий – все это заменители заменителя. Тот коммунист, который сказал, что «религия есть опиум народа», был весьма проницательным человеком…[21]
Кёгокудо закончил свою пространную лекцию.
Я был слегка взволнован. Это было ощущение, которое я не смог бы точно определить: все равно как если бы надежная и крепкая лодка, на которой я уже давно плыл, вдруг неожиданно начала рассыпаться прямо подо мной, как та лодка из грязи, на которой плыл тануки в народной сказке[22].
В этот момент Кёгокудо, наблюдавший мое замешательство, неожиданно спросил:
– Кстати, как поживает твой прадедушка?
– О чем ты? – удивленно пробормотал я. – Весьма странный способ попытаться сменить предмет разговора.
– А кто сказал, что я хочу сменить предмет нашего разговора? Ну так что? Отец отца твоего отца – как он поживает?
Я чувствовал, что должен ответить, хотя совершенно не представлял, что он замышляет.
– Я же никогда его не встречал. Тебе это хорошо известно. Даже отец моего отца умер, когда мне было всего пять. А мой прадедушка присоединился к праотцам задолго до того, как я родился на свет.