Летопись нашего двора - страница 15

Пришлось и Димке засучить рукава. Он сжёг коробок спичек, но примуса так и не одолел.

Когда у нас осталась одна-единственная спичка, Димка сказал:

— Придётся разжечь костёр.

Из досок, отломанных от забора и старых ящиков, мы быстро разожгли на дворе костёр. Высушенное солнцем дерево жарко пылало. Изображая индейцев, мы прыгали вокруг.

Наконец мы взялись за настоящее дело. Петька поставил бабкину кастрюлю вверх дном. Вырезанные из жестяной банки заплатки лежали рядом и блестели на солнышке.

Потом мы скинули майки и, обливаясь потом, начали прогревать паяльник на костре. Очень хотелось пить. Вода была рядом, в колонке, за углом дома, вкусная, холодная, но Димка не отпускал нас ни на минуту. Он советовал думать, будто мы в пустыне, и велел терпеть.

Когда паяльник прогрелся, Димка потёр его о кусок нашатыря. Кверху взметнулись клубы дыма, будто вырвался на волю волшебник старик Хоттабыч. Чёрное жало паяльника заискрилось, засверкало чистотой, словно его начистили наждаком.

И тогда Димка поднёс его к олову. Твёрдый серый кусочек сразу превратился в сверкающий шарик и прилип к паяльнику, словно притянутый магнитом. Димка стал водить паяльником по заплате, смазанной травленой кислотой.

— Сейчас увидите! — пообещал он. — Приклеится как миленькая. Никакими клещами не оторвёшь.

Мы впились глазами в его руки.

— Сейчас, сейчас, — обнадёживал нас Димка.

Но заплата не желала приклеиваться, перестала блестеть и почернела.

Мы начали посмеиваться над Димкой, а он озлился:

— Что зубы скалите? Сами виноваты! — И напустился на Саньку: — Грязнуля несчастный! Говорил ведь тебе: делай всё чисто, а ты, наверно, испачкал кастрюлю.

Санька возмутился и ткнул Димку локтем в бок. Если бы не Петька, не миновать драки!

Петька хладнокровно подержал у каждого под носом свой кулак. Ребята немного остыли и разошлись в разные стороны, как петухи после боя.

Вскоре моё терпение лопнуло.

— С меня хватит! — сказал я. — Ты, Димка, заварил кашу с кастрюлей, ты её и расхлёбывай.

— Правильно, — поддержал меня Санька. — Я тоже умываю руки.

Но тут вмешался Петька. Он сказал нам, что умывать руки — дело хорошее, но сейчас это просто предательство.

— Это я-то предатель! — вскипел Санька. — Работал, работал, весь в саже перемазался, и я же оказался предателем!

Димка почувствовал Петькину поддержку и приободрился.

— А кто тебе велел мазаться? — сказал он. — Тётя Маша не зря говорит: «Свинья всегда грязь найдёт».

— Ты ещё обзываться! — вскипел Санька и стал весь пунцовый.

Когда Санька краснеет, то со своими белыми ресницами становится похож на морскую свинку, и мальчишки, которые с Санькой в ссоре, всегда обзывают его свинкой. Поэтому Санька не выносит, когда при нём называют это слово или даже другое, на него похожее, — ему всё кажется, что это на него намекают.

Димка понял свой промах и спохватился:

— Я не обзываюсь! Это такая пословица, не я же её придумал!

Но Санька не стал слушать. Через дыру в заборе он вылез на улицу и в знак того, что больше не вернётся, хлопнул доской, так как двери под рукой не было. Он очень обиделся и даже Василька позабыл захватить с собой.

Мы втроём так расстроились, что и про костёр забыли. Вдруг Петька закричал:

— Ребята, костёр потухает!

И правда, пока мы ссорились, огонь начисто слизал сухие доски. Больше топлива не было. Мы глянули на кастрюлю: она сияла начищенными боками и будто посмеивалась над нашей беспомощностью. Что делать? Не ломать же забор: сбегутся жильцы и нашей затее придёт конец.

Мы вертели головами туда-сюда, заглядывали под крыльцо, раздвигали траву — нигде ни щепочки! И вдруг Петька закричал:

— Нашёл!

Так, наверно, кричал Робинзон Крузо, когда увидел вдалеке среди безбрежного моря туманную полоску земли. Мы с Димкой задрали голову, но ничего, кроме неба, не увидели. А Петька твердил своё:

— Нашёл, нашёл! Сосна! Полезайте и ломайте ветки. Вон их сколько!

Пока я закатывал рукава и плевал на ладони, Димкины штаны уже замелькали среди хвои.

— Лови! — закричал он и стал бросать вниз срезанные ножом ветки.

Он накидал целую кучу. Я умолял его слезть и отдохнуть, потому что мне самому хотелось взобраться наверх, но он и не думал уступать мне место, глазел по сторонам и оглушительно кричал: