Летописный замок - страница 14

Смакла угодливо захихикал:

— Демонам стрелы не страшны. Всякому то ведомо. И мечом их не порубишь, не сковали ещё тово меча.

— Демонам, может, и не страшны, но мы-то ведь не демоны.

Смаклу, однако, трудно было сбить с толку.

— Демоны, — убеждённо сказал он. — Люди этак кричать не умеют.

— Это мы от неожиданности кричали, — пояснил Ванька. Он наконец собрался с духом и потрогал людоедский меч. Меч тихонько закачался на цепи. Его лезвие давно затупилось, кость на рукояти потрескалась и частично осыпалась, но разве это имело значение. Главное, что он был настоящий. Ванька взялся обеими руками за шершавую рукоять и попробовал поднять меч. Ничего у него, конечно, не получилось, не для таких «богатырей» было выковано это внушительное оружие.

Смакла прерывисто вздохнул. Стёпка скосил на него глаза. Гоблин завороженно смотрел на Ванькины руки и словно бы чего-то ждал. Стёпка тоже посмотрел на Ваньку и ему стало ясно, чего ждал Смакла.

Ванька был уже не Ванька, а кто-то совершенно другой. Его лицо пугающе изменилось, сделалось враз чужим и недобрым. Хищным каким-то, кошмарным даже. Губы раздвинулись в жутком оскале, волосы вздыбились, пухлые щёки по-бульдожьи сползли вниз. Ванька медленно повернул голову, и на Стёпку уставились его горящие кровавым огнём, совершенно нечеловеческие глаза.

Стёпка испуганно сглотнул и попятился.

— М-мясца бы мне, — хриплым чужим голосом сказал Ванька. — Человечинки бы, а?

Он потянул на себя меч. Прикованный цепью, меч не поддался. Ванька потянул сильнее. Цепь опасно заскрипела.

— Ванес! — крикнул перепуганный Стёпка. — Отпусти его, слышишь, отпусти!

— М-мясса! Чел-ловечины! — хрипел Ванька, неистово дёргая меч.

Сейчас он его оторвёт и порубит нас на куски, подумал Стёпка. А потом съест.

— Смакла! Сделай что-нибудь!

— Поздно! — загробным голосом сказал Смакла. — Явился новый хозяин меча. Сбылося проклятие…

— До отцепись же ты от меня! — крикнул Ванька своим обычным голосом. — Стёпыч, оторви меня от этого людоеда! Не хочу больше в такое играть!

Стёпка подскочил к нему, схватил за руки и сильно дёрнул. И когда Ванькины ладони оторвались от рукояти меча, мальчишкам показалось, что рядом с ними возникла на краткий миг призрачная скелетообразная фигура гигантских размеров. Возникла и тут же пропала.

— Ф-фу! — выдохнул Ванька, тряся перед собой кистями. — Вот это меч так меч! Даже руки онемели. Что со мной такое было?

— Ты в людоеда превратился, — сказал Стёпка, радуясь, что всё кончилось хорошо. — Хотел нас сожрать. Человечину требовал.

— Это я помню, — сказал Ванька. Он вдруг облизнулся, посмотрел на Стёпку, и в его глазах отчётливо сверкнули кровавые отблески. — Я думал, что это игра такая, — он пихнул Стёпку в плечо и засмеялся. — Вот так попали мы с тобой! Никто не поверит! Давай теперь ты за меч подержишься. Я тоже хочу на людоедское превращение посмотреть. Это совсем не больно!

— Ну уж нет! — отказался Стёпка. — Не хочу в людоеда превращаться! Вдруг потом не расколдуешься!

— Я-то ведь расколдовался, — сказал Ванька, и опять в его глазах промелькнуло что-то неприятно голодное.

Стёпка ещё некоторое время внимательно вглядывался в Ванькино лицо, но ничего пугающего больше не заметил. Ванес опять стал самим собой, только волосы ещё слегка дыбились. Стёпка оглянулся на гоблина:

— Смакла, о каком проклятии ты говорил?

Младший слуга боязливо передёрнул плечами:

— Бают, что однажды возвернётся хозяин меча и будет он в новом обличье.

— Людоед?

Смакла кивнул.

— А где он сейчас?

— Ему срубили голову, а потом на костре спалили и пепел над болотами развеяли. Давно, ещё при князе Крутомире. Только меч и остался.

— Остался он у них, — проворчал Ванька. — Прятать надо такие мечи куда подальше. А то в самом деле людоед вернётся. Что тогда делать будете? Мало ли кто ещё его потрогать захочет. Да и ты тоже хорош! Мог бы и предупредить!

— Да его кто ни попадя трогат, — сказал Смакла. — Он ить не для людей скован. Никому ещё не навредил.

— А мне?

— А вы не люди! Вы демоны!

— Сам ты демон! — огрызнулся Ванька, усаживаясь на краешек стола, чтобы не стоять босиком на холодном полу.