Летучие мыши - страница 37

— Значит так, Вазген, — сказал Салех охрипшим от боли голосом. — Ты больше никуда не ходишь один, только в сопровождении Рустама! Встречать старика вы будете вдвоём, но в гараже! И там же будете шмонать его! Ни одна блядь больше за пределы «Замка» не выйдет! Ни ногой! Кроме, разумеется, старика.

Вазген рассмеялся.

— Ты у нас уже главный, Салех?! — спросил он. — Или, может, передадим бразды правления господину Сербину? Чего уж там?… Пусть он распланирует нам все наши дальнейшие действия!

— Я тебе всё сказал! — ответил Салех.

— Ладно, Салех! — сказал Вазген. — Будем делать так, как решил ты. И знаешь, почему? Потому что впервые в твоих словах присутствует рациональное зерно…

— Старик, ты ещё здесь? — Вазген обернулся к Виталию.

Виталий собрал пустые пакеты и подошёл к Дарье. Старики обнялись…

— Если с тобой что-нибудь случится…

— Боже, как трогательно! — не удержался Вазген. — Езжай! Никто не тронет твою старуху!

Виталий повернулся и пошёл в гараж…

— Дарья, закрой за мной ворота! — не оборачиваясь, сказал он.

Вазген кивнул головой Рустаму, и тот отправился вслед за стариками…

Сербин оценивал ситуацию. Сегодня он, пусть на чуть-чуть, но всё же смог сместить акценты в свою пользу, посеяв семена недоверия между бандитами. Главное сейчас — не перегнуть палку. То, чего он добивался, было достигнуто — появилась реальная возможность того, что они смогут остаться только с одним «быком». Он еще не представлял, как сможет справиться с Салехом, но не сомневался, что такая возможность представится.

Салех жадными глазами смотрел на Настю. Ей стало неуютно под этим пожирающим взглядом, и она прижалась к плечу Сербина, как будто ища защиты.

Салех ухмыльнулся и отвёл взгляд.

Вернулись Дарья с Рустамом.

— Старая, иди, присматривай за Гено! — сказал Вазген. — Пойдём наверх, Рустам!

Бандиты взяли оружие и вышли из столовой.

— Налить ещё кофе? — спросила Настя Сербина.

— Я бы съел что-нибудь, — ответил он и достал из кармана сигареты.

— Не дёргайся, Сербин! — крикнул Салех. — Сиди тихо, и тебе ничего не будет!

— Ты хочешь меня запугать, здоровяк? — спросил Сербин. — Ты не ровня мне в рукопашном бою и ты это знаешь. Поэтому, сиди молча и пей свой кофе!

Салех скрипнул зубами, но промолчал…

Настя принесла из кухни жареное мясо с луком и хлеб, поставила тарелки перед Егором и села рядом.

— Егор, на войне страшно? — спросила девушка, подперев щеку рукой.

— Страшно? Наверно, да… Перед боем ты чувствуешь себя мишенью, и это нервирует, вызывает дрожь в руках, учащённое сердцебиение. Но это проходит после первых же выстрелов. Приятная тяжесть автомата в руках тут же вселяет в тебя уверенность в том, что это не кусок металла, а грозное боевое оружие, несущее смерть твоему противнику. И сразу проходит ощущение мишени…

— Мой Ромка написал мне только одно письмо из Чечни. Писал, что они строят баню из подручных материалов… И ни слова о войне. А потом он погиб на какой-то «зачистке»… Его друзья приезжали ко мне несколько раз. Привозили деньги, чтобы я смогла открыть аптеку. Я же по образованию фармацевт, ничего другого не умею… Но они мне так и не рассказали, как он погиб…

— Разве это столь важно? Знать обстоятельства его гибели? Достаточно того, что его боевые друзья не оставили вас наедине с вашим горем. Помогали, чем могли. А это значит, что вашего супруга уважали и погиб он, как герой. Иначе, вам не выказывали бы столько знаков внимания и поддержки. Знаете, Настя, на войне возникает некое единение, привязанность, которая сплачивает людей, раньше вообще не знавших о существовании друг друга. Но в этот круг попадают только достойные, шелуха отметается сразу и бесповоротно. То, что вы рассказали о друзьях вашего мужа, об их отношении к вам говорит о том, что он был из достойных…

— Наверно, так… Его посмертно наградили орденом Мужества. Трудно там было выжить? На войне?

Сербин задумался.

— Однажды, в Афганистане нас послали на выносной сторожевой пост, расположенный на высоте 4 800 метров. Туда повадился ходить снайпер душманов и за неделю убил четверых солдат. Мы должны были вычислить его и уничтожить. Придавленные рюкзаками и снаряжением, последние две-три сотни метров мы преодолевали на карачках. Ветер со снегом забивал глаза до такой степени, что смерзались ресницы, а волосы под шерстяными шапками постепенно превращались в ледяной панцирь. Когда мы добрались до поста, нас можно было брать голыми руками, поскольку сил у нас практически не осталось… Так вот, солдаты служили на том посту больше года! Больше года они не видели ничего, кроме гор, и лишь изредка спускались на заставу. Искупавшись и забрав письма, они карабкались обратно на свой пост… Я до сих пор поражаюсь их мужеству и выдержке, потому что вынести испытание высокогорьем в течение года выше человеческих сил и возможностей… Страх перед смертью вынести легче, чем бесконечную чёрную тоску на сторожевом посту. И один сержант, не выдержав этой тоски, подошёл к краю пропасти и прыгнул вниз… Но его родным написали, что он погиб смертью храбрых. И я считаю это правильным… Он держался, сколько мог, но горы победили его.