«Летучий голландец» российской интеллигенции - страница 4
послужили подлинной причиной ликвидации Комитета 27 августа 1921 года и ареста его наиболее активных членов из числа общественных деятелей. Разобраться в сложном переплетении и столкновении различных интересов и амбиций, приведших к краху сотрудничество советской власти и «старой» интеллигенции, можно, лишь обратившись к документам в архивах ВЧК — ФСБ.
Для меня же важно показать, что в становлении советского государства был период, когда возможность такого сотрудничества ни властью, ни интеллигенцией не отрицалась. Поэтому-то и в отношении арестованных обошлось без жестокости: постановлением ВЦИК семерым сосланным в небольшие города и местечки России членам Помгола (Прокоповичу, Кишкину, Кусковой, Осоргину, Коробову, Черкасову и Кафьевой) было впоследствии разрешено переехать в губернские города, за исключением Петрограда, Москвы, Киева, Одессы и Харькова, или выехать «на собственный счет» за границу. Из них правом выезда воспользовались только Кускова и Прокопович[25]. А В. Ф. Булгаков, хранитель музея Л. Н. Толстого и член президиума Комитета помощи голодающим им. Л. Н. Толстого, получил возможность в печати — в газете «Коммунистический труд» — опровергнуть обвинение, выдвинутое против него ВЧК и опубликованное в «Известиях»[26]…
Таким образом, Кускова и Прокопович «открыли» список высланных за границу еще в июне 1922 г., т. е. до окончательного решения властями вопроса о механизме и идеологическом обосновании этой процедуры.
С попыткой помочь голодающим, но уже средствами одной только власти связана другая акция, получившая резонанс во всех слоях советского общества, — изъятие церковных ценностей[27]. Эта история сразу же обросла нелепыми сплетнями и слухами. И если бы прелюдией к ней и ее генерал-басом не была сама смерть, то она бы вошла в сокровищницу забавнейших исторических анекдотов (как в свое время это произошло с Петром Великим и его указом о переплавке колоколов на пушки)… Конечно, нельзя отрицать фактов стяжательства среди людей, занимавшихся изъятием, — традиционное российское жулье к тому времени уже изрядно укоренилось в недрах советской администрации, унаследовавшей многие пороки царской управленческой модели. 21 февраля В. И. Ленин с яростью и отчаянием писал А. Д. Цюрупе:
«Все у нас потонули в паршивом бюрократическом болоте „ведомств“. Большой авторитет, ум, рука нужны для повседневной борьбы с этим. Ведомства — говно; декреты — говно. Искать людей, проверять работу — в этом все»[28].
Он же формулирует цель и пафос затеянной акции:
«Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым способом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе, в особенности, совершенно немыслимы <…> Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, а на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления <…>»[29].
То, что Ленин вкладывал в понятия «государственной работы» и «хозяйственного строительства», — это не личный или даже не партийный «интерес», это — борьба с голодом, подъем брошенных пахотных земель, электрификация, индустриализация, создание обороноспособной армии… Ленин таким образом пытался решить сразу две проблемы: финансовую и идеологическую, но большая часть непартийной интеллигенции его не поддержала — наоборот, активно влияла на общественное мнение в смысле негативной оценки этой акции: «образованным людям эта правительственная мера представлялась не только как кощунство и антиклерикальная провокация, но и как пагубный вандализм»[30]. Но вот как раз от вандализма власть и пыталась спасти исторически и художественно ценные культовые произведения и вместе с тем избежать ущемления интересов верующих: согласно инструкции «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих», «вещи бесспорно музейного значения» передавались «на хранение в отделы музеев»