Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала - страница 23

И вскоре к полигону протянулась пятнадцатикилометровая линия электропередачи, было построено тактическое поле, горный учебный центр... Через близлежащее ущелье лег мост, где танкисты обкатывались по горному упражнению.

Не привыкшие к такому темпу работы и зачастую не понимающие мотивов столь бурной деятельности замкомдива офицеры прозвали его "контуженым". А постоянные конфликты Рохлина с командиром дивизии, которого, похоже, тоже раздражала бурная энергия своего заместителя (бывают такие случаи), лишь утвердили людей в этой оценке.

Обычно в таких ситуациях командиры любым путем стараются освободиться от строптивых подчиненных. И не раздумывая дают им положительные характеристики, лишь бы ушли куда-нибудь.

Но комдив, хоть и не любил своего зама, почему-то не спешил от него избавиться. Всякий раз, когда Рохлину предлагали новую должность, комдив делал все, чтобы тот "пролетел" мимо назначения... Правда, звание "полковник" было присвоено Рохлину без задержки ~ в июле 1986 года.

Однако, даже став полковником, он не замечал бытовых проблем. Две железные кровати, несколько поломанных стульев и обшарпанный шкаф будут составлять все убранство его жилища. Подруга его дочери, придя к ним в гости, всплеснет руками: "Разве так можно жить?"

Именно там, под Кызыл-Арватом, заболеет его сын. Болезнь эта всю жизнь будет восприниматься им как немой упрек судьбы за служебное рвение, отодвинувшее на задний план заботы о семье. Мать его детей не выдержит переживаний за мужа и сыновью болезнь. Сердце Тамары Павловны начнет давать сбои.

Разве так можно жить? Этот вопрос он оставит без ответа. Но с тех пор будет часто повторять, что многое потерял в этой жизни.

И все же ни тогда, ни позже у него не появится иных увлечений, кроме службы. Он не собирает значки и марки. Прохладно относится к охоте и рыбалке. Не умеет резать по дереву и чеканить по металлу. Не играет в теннис. Рано утром он на службе. В выходные и праздники - тоже.

"Контуженый" - он и есть контуженый... Лишь болезнь сына заставит его самому проявить инициативу.

Климат и условия жизни ребенку надо было менять.

В марте 1987 года Рохлин был назначен командиром 152-й мотострелковой дивизии в Кутаиси.

152-я мотострелковая дивизия кадра, каких было много в Советской Армии, представляла из себя соединение, где есть техника, есть офицеры и минимум солдат.

Те, кто служил в таких дивизиях, говорят, что смысл командования в них можно сформулировать так: "Сам отдал приказ - сам и выполняешь".

Офицерский состав таких частей имеет много особенностей. Обычно это проштрафившиеся бывшие командиры самых разных степеней. Перспектив службы у них нет никаких. И возраст зачастую предпенсионный.

Уволиться тогда было очень трудно, поэтому такие офицеры не служили, а дослуживали. Не была исключением и эта дивизия.

- Средний возраст офицеров, - говорит Рохлин, - был сорок два - сорок три года. Мужикивсе тертые, толковые... Кроме того, Кавказ - край вина и чачи. С этим там не было проблем. Носы у всех наших ветеранов - красные...

- Мне рассказали, - продолжает он, - что прежний командир, напившись вина, мог построить свое войско и, выйдя к нему в одном ботинке, кричать: "Если не найдете мой ботинок, всех расстреляю..."

А вскоре Рохлин узнал, что по его прибытии офицеры спросили полковника Сушо Ивана Ивановича, который его встречал:

- Какой он, новый комдив?

Тот отвечает:

- Мне показалось, что порядочный мужик, честный.

- Жалко, - вздохнули офицеры. - Сожрем...

- Но была и хорошая сторона, - вспоминает Рохлин. - Когда приехала жена, я, встретив ее на вокзале, повез в дивизию. Она смотрит и смотрит в окно. Не отрываясь. И наконец говорит: "А знаешь, Лева, ведь мы никогда не служили в таких местах". Природа там действительно очень красивая.

Познакомившись с состоянием дел в дивизии, Рохлин ничему не удивился. Минимум личного состава и офицерский корпус с его буйным прошлым и не менее экзотическим настоящим сами собой предполагали запустение и разруху.

Ящики со снарядами и порохом хранились на улице. От времени и сырости ящики сгнили, и снаряды лежали под открытым небом. Даже вещевое имущество не было помещено в склады.