Лейли и Меджнун - страница 9
Но укрепилась Кабою любовь…
* * *
О ты, кто место Кабы посетил!
Ты в свой восторг меня бы посвятил!
Молясь творцу, меня воспомяни:
Огнем любви себя воспламени!
ГЛАВА XII
О том, как Меджнун порвал нити дружбы с людьми, подружился с дикими зверями и встретил в пустыне полководца Науфаля
Кто эту быль узнал из первых рук,
Свои слова в такой замкнул он круг:
Когда прошли паломничества дни,
Познало племя горести одни.
Отец в оцепененье вскоре впал,
В неописуемое горе впал,
Отчаялся безумного спасти,
Вернуть его с безумного пути,
И так, в слезах, решил о сыне он:
Как знает, пусть живет отныне он!
И вот Меджнун скитается в горах,
В глухих степях, где зноем выжжен прах,
Куда идет? Не скажет, не поймет, —
Толкает сила некая вперед!
У слабого покоя боле нет,
Желанья нет и доброй воли нет.
Измученный, бредет в жару, в пыли,
Одно лишь слово говорит: «Лейли!»
Окинет землю с четырех сторон, —
Одну Лейли в сиянье видит он.
Вообразит он только лик ее —
И стройный стан уже возник ее.
И думает тогда Меджнун: «Хвала!
На кипарисе роза расцвела!»
Он о Лейли слагает сто стихов,
Сто редкостных газелей — жемчугов,
Всем рифмам красота Лейли дана,
Лейли во всех редифах названа!
И в каждом слове страсть к Лейли звенит,
И в каждом звуке власть любви пьянит.
И строчек падает жемчужный ряд, —
Они обрадуют и огорчат:
Для горя — сладость вспомнить о Лейли.
Рыдает радость, вспомнив о Лейли.
И каждый стих — великий чародей,
Смятенье сеет он среди людей,
Унылому дарит надежду вновь,
Вселяет в равнодушного любовь.
Когда блеснет в мозгу Меджнуна свет, —
Он — дивных слов кудесник, он — поэт;
Войдет безумие в свои права, —
Он говорит нелепые слова,
Бессмысленно другим внимает он,
И сам себя не понимает он.
Испепелен тоской великой он,
И как бы стал пустыней дикой он.
Рыдает горько без кручины он,
Смеется звонко без причины он.
Плоть без души, — он скорбною тропой
Бредет, весь в синяках, избит судьбой.
Опомнится на миг Меджнун, — и страх
Войдет в него, он завопит: «Аллах!»
Но странника спасительный испуг
Бесстрашная любовь прогонит вдруг…
Он плакал, как ребенок, он кричал,
И долго отзвук в горной мгле звучал.
В песках он высохшим растеньем был,
Отца и мать забыл, себя забыл.
Он муку сделал спутницей своей,
И скуки не знавал он без людей.
Он яства и питье забыл давно,
Он самоистязанья пил вино.
Он шел и шел, куда — не зная сам:
Подобен путь безудержным слезам.
Людей чуждался в страхе странном он,
Пугливым сделался джейраном он.
Он жил в степи, животных не губя:
Природу пса он вырвал из себя.
И вот газельи дружат с ним стада,
Он окружен газелями всегда,
Он с ними разговаривает вслух, —
Газелей диких он теперь пастух.
Газелей на руки порой берет,
Одну целует в лоб, другую в рот.
Дика пустыня, и земля тиха,
И волки, как собаки пастуха.
И гибель ожидала бы его,
Но бог услышал жалобы его.
В пустыне пребывал глава племен.
Был Науфаль и честен и умен.
Среди арабов редкостью он был.
Повсюду славен меткостью он был.
Владел он луком и мечом владел,
Расширил он земли своей предел…
Охотился однажды Науфаль,
Попали ловчие в глухую даль.
Охота всю пустыню потрясла:
Газелям вкруг Меджнуна нет числа,
И всякая спешит к Меджнуну дичь,
Охотничий заслышав страшный клич.
Пернатых стаи и стада зверей
Меджнуна просят их укрыть скорей.
«От гибели спаси ты!» — просят все,
Убежища, защиты просят все…
И странным происшествием таким,
Противным всем обычаям людским,
Был Науфаль безмерно удивлен:
«Что это означает? — молвил он, —
Я, кажется, в своем уме вполне!
Благоговение внушает мне
Событие, украсившее свет!
Вы тоже это видите иль нет?»
И несколько нашлось людей таких,
Которые слыхали от других,
Какая губит юношу печаль.
Их выслушав, заплакал Науфаль:
И он путем любви когда-то шел,
И он блуждал в пустыне бед и зол!
Границ не видит горю своему,
Охота опротивела ему,
Сказал: «О дивный эликсир — любовь!
Ты молнией сжигаешь мир — любовь!
Когда ты сердце жертвой изберешь,
Войти не смеет в это сердце ложь.
Вот рядом человек и дикий зверь,
И зверь к нему ласкается теперь.
Любовь! Столь чистым сделало твое
Могущество Меджнуна бытие,
Что звери в нем не видят свойств людских!
Избавился Меджнун от свойств дурных,
Лишился человеческого зла, —