Льеж и Тула - страница 14
, они должны были поставить все необходимые для полной работы малокалиберного ружья (Бердана[106]) станки, к станкам приготовить все необходимые крепления, несколько экземпляров рабочего инструмента, необходимые поверочные лекала и, мало этого, установить работу на станках.
В 1891 году было приступлено к перевооружению армии ружьями уменьшенного калибра. Это перевооружение, в полном смысле слова, наши заводы совершили своими силами, без всякой помощи английских нянек, несмотря на то что новая система ружья много сложнее системы Бердана. Таким образом, наши заводы с толком прошли европейскую школу правильной работы, усвоили всё, что было в ней хорошего, и поставили у нас дело изготовления военного оружия на ту же высоту, на которой оно теперь стоит за границей, в чём я лично мог убедиться, осматривая заграничные казённые оружейные заводы.
Насколько колоссальны силы И.Т.О.З. [императорского Тульского оружейного завода. – М.М.], можно видеть из того, что при годовом наряде в 270 000 винтовок он должен ежедневно сдавать по 1 000 винтовок в день.
Для изготовления этого количества друзей на заводе работало более 9 000 человек рабочих при 3 000 станках и 1 200 паровых силах.
За время с 1892 по 1902 г. заводом изготовлено 1 770 000 ружей и 150 000 револьверов.
Но если казённый оружейный завод вовремя изменил свою организацию и приспособил её к современным условиям техники, то, к сожалению, этого нельзя сказать относительно всей остальной металлической промышленности. Она упорно сохранила до самого последнего времени свою организацию мелкой кустарной промышленности. Правда, в Туле есть много с первого взгляда крупных самоварных, замочно-скобяных, гармонных фабрик. Эти фабрики имеют сотни рабочих, а, главное, производят миллионные обороты. Но, ознакомившись с их производством, приходишь к заключению, что мы имеем дело с большими кустарными мастерствами, так как технические приёмы работ остаются одни и те же.
Главные силы техники таких фабрик заключаются не в машинах, станках, правильной установке работы, а в большом капитале, направленном для скупки готовых изделий кустарей или отдельных частей для окончательной сборки.
В сущности, мы имеем большие торговые конторы, посредников между кустарями и рынком. Только сравнительно небольшая часть изделий, особенно ценных, готовится в таких фабриках, остальную массу доставляют тульские и окрестные кустари, причём фабрики кладут на эти изделия свои клейма. При этих условиях капитал не может оживить производство, он только в простейшей форме эксплуатирует местный ремесленный труд. В более откровенной форме капитал этот действует в магазинах, где только скупаются изделия.
Но и самая скупка изделий производится в высшей степени ненормальным образом.
Расчёт в редком случае производится за наличные. На фабриках кустарю обязательно предлагают брать часть денег металлом, причём выдаётся записка на одного из торговцев этим товаром.
Обязанный купить металл непременно в известном месте и в назначенном количестве, кустарь переплачивает лишнее на стоимости металла, часто вынужден брать не те размеры, какие ему нужны, а те, какие случились у торговцев, иногда брать металла больше, чему нужно, и сбывать излишек с потерею для себя.
В магазинах дело обстоит ещё хуже. Расчёт делается не только металлами, но и другими товарами: чаем, сахаром и даже галстухами.
Очевидно, мы здесь имеем дело с уродливым явлением, незнакомым серьёзной промышленности.
В Льеже, как мы видели, вполне могут уживаться рядом, помогая одна другой, мелкая и крупная промышленность. Но крупная льежская промышленность ввела в дело машины, станки, технические знания. Бесспорно и там капиталист стремится извлечь из предприятия возможно больше, но как есть хищническое земельное хозяйство, так есть и хищническая промышленность. Хищническое хозяйство больше всего дорожит успехом данной минуты и не думает о будущем, забывая, что это будущее настаёт необыкновенно скоро и большей частью врасплох. Разумное хозяйство всегда смотрит вперёд, не боится неожиданностей, в конце концов, медленно, но верно процветает.