Лезвие - страница 2

– Либо ты одеваешься, как человек, либо ходишь голая. Выбирай.

Осмотрел ее с ног до головы и снова усмехнулся, а она разве что искры не метала из глаз.

– Это не выбор, а идиотский ультиматум.

– Смотря как воспринимать. Ультиматум тоже в какой-то мере выбор. Иногда не бывает даже этого. Цени – я предоставил тебе альтернативу. Так что решай, мелкая. Можешь ходить голой, заодно рассмотрю, на хрена тебе все эти лифчики с черными кружевами, которые ты себе накупила.

Сказал и сам охренел… потому что понял – я смотрел на ее маленькую грудь, идиот. И не раз. Смотрел и понимал, что притронуться хочу. Ласкать хочу, вырастить ее для себя и прикасаться к нежному телу.

– Я могу и так показать, – фыркнула, глядя исподлобья.

– Боже упаси! Давай оставим это специфическое зрелище на «лет через пять», вырастут и покажешь, – заржал, пряча собственное смущение. Да, бл*дь, она меня смущала! И вышел из её комнаты, а она отправила мне вслед горшок с цветами. Сумасшедшая дурочка»

А ведь у меня в жизни никогда не было вот этих самых простых моментов, чтоб смеяться, чтоб не думать о том, как свернуть кому-то шею или сделать ответный ход да так, чтоб руки по локоть в крови. Любовь не начинается со взгляда в вырез платья, с желания раздвинуть ноги… она начинается вот так обыденно и совершенно предсказуемо. С улыбки, с каких-то фраз, с морщинок на носу, с нескольких веснушек, с запаха волос. Когда и зверски оттрахать хочется, и в тоже время косички плести, на руках качать и телек вместе смотреть с чипсами и кучей вредной дряни. И я смотрел. Садился с ней на пол по вечерам вместо каких-то клубов и смотрел, ржал с мультфильмов, исподтишка дергал ее за ухо, чтоб подпрыгнула, обливал колой и надевал на голову ведёрко с попкорном. Соответственно, получая сдачи. Иногда так и сидели с ведрами на голове и пытались отобрать друг у друга пульт. Я был счастлив, я был так неописуемо с ней счастлив, что потом… когда впервые вкусил ее тела, меня прошибло ею, как в тысячу двести двадцать вольт, пронизало неоновыми молниями, и все, и я прирос мясом к ее мясу. И никогда меня от нее не отодрать. Разве что от меня одни кости останутся…

«– А мне нравится твоё имя. Я хочу произносить его вслух. Максим, – сжал горло крепче, и её глаза распахнулись шире. Испугалась, маленькая? Мне самому страшно, веришь? Я боюсь себя намного больше, чем ты, а ты злишь, намеренно или случайно, но злишь. Не мешай кирпичи складывать, не мешааай, маленькая, они обвалятся, и обоих, на хрен, задавит. Подалась вперед, но я удержал на месте.

– Что еще нравится? – голос как чужой, вниз по её шее к груди, и судорожно сглотнуть, увидев, как соски натянули материю топа.

– Всё. В тебе всё нравится, – задыхается и тоже на мои губы смотрит.

– Ты меня не знаешь, – а ладонь уже сжала её затылок, удерживая, чтоб в глаза смотрела, а другой рукой костяшками пальцев по скуле вниз к груди, каждым цепляя сосок. Инстинктивно… потому что уже соблазнила. Потому что хочу трогать.

– Это ты себя… – выдохнула от ласки, слегка прогибаясь в спине, а меня током прострелило, – не знаешь.

Усмехнулся почти зло и склонился к её губам:

– И какой я? Какой? – хрипло, глядя в полупьяные глаза с моим отражением.

– Целуй меня, пожалуйста, не останавливайся, целуй меня, – так естественно, что крышу снесло снова, к её рту, а ладони уже накрыли грудь, натирая твердые соски через материю топа большими пальцами. Такие тугие и чувствительные, каждое касание с её всхлипом. Стонет мне в рот, а я понимаю, что еще один стон, и я сам кончу в штаны, представляя, как бы она стонала, когда брал бы её».

Я достал из кармана кожаной куртки конверт, свернутый пополам, и вытряхнул из него содержимое на стол. Разложил бумаги в ряд и осушил бокал до самого дна. Не глядя поставил сбоку на стол. Вы когда-нибудь подписывали бумаги с собственным смертным приговором? Так, чтоб четко осознавать, что после поставленной вами подписи вас уведут в камеру пыток и начнут вырывать вам ногти. Жечь волосы, резать тело и заливать в него кислоту, выкалывать вам глаза и отрубать без наркоза части тела. Ваша смерть не будет гуманной – она будет одной из самых мучительных в мире. И вы видите все пункты этого ада у себя перед носом и понимаете, что, если не подпишете, возможно, они будут намного страшнее, потому что пытать уже будут не вас, а тех, кто вам намного дороже собственной жизни. Я снял обручальное кольцо, покрутил его в пальцах и положил на середину одной из бумаг.