Либидисси - страница 5

не изъясняются — на нем трещат, стараясь взять максимально высокую ноту. Для заполнения пауз при заминках в процессе мышления, а также из самых различных соображений риторического характера принято повторять слово или словосочетание по нескольку раз. Поначалу я=Шпайк испытывал отвращение, осваивая такого рода заикание, теперь же практикую его не без удовольствия. В повседневную речь вошли несколько сот слов из здешних языков, главным образом названия мест, кушаний и напитков, а также ругательства — заимствования, произносимые с подчеркнутым, даже чуть окарикатуренным американским акцентом. Все местные жители строго придерживаются этого неписаного правила. Новоприбывшему тоже настоятельно не рекомендуется произносить отдельные слова с заученной правильностью. Иначе от него с презрением отвернутся, и это будет еще не худшей реакцией из тех, каких упрямцу следует ожидать.

Фредди выдает себя за метиса. Отец, якобы пилот местной авиакомпании, будто бы зачал его с мальтийской стюардессой и после ранней смерти матери взял мальчика к себе. Я=Шпайк не могу сказать, какова доля правды в том, что касается физиологического аспекта этой версии. Фредди понимает специфику нашей профессии, знает, как радужно-заманчивы рождаемые ею фантазии и как отупляюще-однообразны связанные с нею действия. К нему, как и ко мне, однажды просто пришло понимание того, что любое, даже самое нелепое сообщение лучше отсутствия такового. Легенда об отце-пилоте дает Фредди право порой обронить фразу на языке, который, согласно статистике, считается в стране главным. Он делает это тогда в манере технократической элиты — с ленцой и в нос. Мне довелось даже слышать, как он разговаривал на языке своей мнимой мамы — с бизнесменом, выросшим на Мальте и имевшим там свое дело. Но дороже лингвистической подкованности Фредди для меня — та оплошность, которую он допустил в моем присутствии. Случилось это давно, в ослепительно яркий начальный период моей деятельности. Армянский коммерсант отмечал в зале со сводами успешное завершение затянувшихся переговоров по очень сложной сделке. Город скрывает в себе большие возможности для крупных торговых операций, но заключить договор быстро и напрямую здесь удается не часто. Армянин, седобородый ветеран международной войны за рынки сбыта электронных полуфабрикатов, рассказывал, как были расчищены последние завалы на пути к обоюдному согласию, когда один из боев, держа перед собой уставленный стаканами поднос, споткнулся и грохнулся лицом и голыми руками на осколки. Я=Шпайк стоял у Фредди за спиной, и, видимо, только мои уши уловили бранное выражение, сорвавшееся с его уст. И если бы даже это ругательство услышал кто-нибудь еще из присутствующих, он не смог бы идентифицировать его как немецкое. Ни тогда, ни позже Фредди не дал мне понять, заметил ли он, что я=Шпайк стал невольным свидетелем его промаха. Но раз за разом, особенно когда он, как сегодня, снабжает меня полезной информацией, во мне возникает подозрение, что он вкладывает в меня капитал, по-старомодному на долгий срок, уже чуть ли не из чувства преданности — но в конечном счете все-таки потому, что надеется использовать когда-нибудь те тайные узы, которые связывают нас как соотечественников.

Мы двинулись к нашей цели кружным путем, избрав маршрут, о котором Шпайк не мог догадаться. Приказ Федерального центра о начале операции пришел в тренировочный лагерь на Корсике. Занятия предписывалось немедленно прервать, что нас ничуть не огорчило. И не могло огорчить: изо дня в день повторяющиеся упражнения, изнурительные при всей их безобидности, приводили тебя в уныние. И это безотрадное настроение усиливалось. Мы оба любим свежесть уникальной ситуации, ослепительно яркий свет настоящего дела. Судно на подводных крыльях за ночь доставило нас к побережью Кипра. На микроавтобусе мы приехали в отель столичного аэропорта. Там был заказан двухместный номер.

Нас ждал человек по фамилии Куль. Не кто иной, как специальный уполномоченный из Центрального федерального ведомства, который уже много лет вел Шпайка. Куль прилетел на Кипр, чтобы проинструктировать нас. Беспрецедентный случай. Нам не приходилось слышать, чтобы сотрудника в такой должности отправляли в загранкомандировку. Кроме того, нарушалось одно из основных Правил ведения особо важных агентов: мы оба вступали в тесный контакт с личным куратором Шпайка. Обменявшись понимающими улыбками, мы постарались, чтобы Куль не заметил нашего удивления. Тут же начался инструктаж. Куль установил в нашей комнате необходимую аппаратуру. Используя видеопроектор и голую стену над двуспальной кроватью, показывал фильм о деятельности Шпайка. Лента была очень тщательно, почти любовно смонтирована из материала многих лет. Изображение и звук, за малыми исключениями, были превосходны. Небольшими изъянами страдал только сам показ. Куль был чересчур словоохотлив. В стремлении прокомментировать отдельные кадры редко соблюдал меру. Часто натыкался на запись своего же голоса и говорил то же самое, только нескладно. Кроме того, нам следовало бы заранее сдвинуть кровать в сторону. Вставая на колени, чтобы отметить телескопической указкой какую-нибудь деталь в череде кадров, он терял на пружинном матрасе равновесие и попадал рукой в луч света.