Либитина (СИ) - страница 4

Я вглядываюсь в дрожащие огоньки свечей. Это золотистое свечение так похоже на что-то позабытое, но очень важное… Может, я действительно забыла что-то, чего забывать не следовало? Во мне поднимается тревога. Раскормленная страхом, она очень сильна. Вот уже, повинуясь ей, куклы собирают листы бумаги по всему подземелью, вырывают страницы из книг и стаскивают их в небольшую камеру рядом с моей. Туда же несут стол, стул, чернильницу и перья: готовят маленькую сцену для воплощения очередной фантазии Либитины.

Одни считают меня мужчиной, другие женщиной, третьи — парой кукловодов. Говорят, что я служу владыке вампиров и ордену охотников одновременно. Кто-то считает, что под моей личиной прячется сам Макта, Первый вампир, другие — что мои возраст и способности куда скромнее. Кто из них прав, прав ли хоть кто-то? Я не могу сказать. Не помню, много-много лет не хотела ничего вспоминать о той, кем была когда-то, о том, что было в начале, до армии кукол, до боли и голода, заполнивших мое израненное тело. Но если это поможет раскрыть тайну золотистого сияния свечей, я готова попробовать и доверить историю Либитины, богини страха и владычицы мертвых, бумаге.

Я, как все вампиры, должна была быть сначала смертной. Какой я была тогда, какими надеждами жила?.. Светлая аура вокруг пламени свечки не дрожит, не изменяется, когда марионетка-писарь обрушивает на стол гору собранной по подземелью бумаги. Оно светит, ровно и покойно, мягко и тепло, ни на волос не уступая место тьме. Возможно, также горели свечи в церкви, где меня венчали с супругом, а, может быть, также отсвечивали тисненые золотые буквы на обложки книги сказок, которую я читала дочке.

«О чем же написать? О встрече с будущим мужем? О рождении ребенка?»

Нет, нет… Высокая темноволосая дама, говорившая от моего имени со смертным, с болезненным вниманием глядит на серого мотылька, бьющегося в ладонях, покрывающего шелковой серебристой пылью с крыльев удерживающие его пальцы. Красивое создание! Да, в мире, порой, случаются чудеса, и отвратительные гусеницы превращаются в прекрасных бабочек. Но как живое, свободное, умное, успевшее узнать и любовь, и надежду создание могло превратиться в раздутую от чужой крови вечно голодную тварь в холодной колыбели северной земли, спрятанную глубоко-глубоко от всех, и, главное, от себя? Наверное, вот об этом должна быть моя история. МОЯ история.

Я помню, как впервые увидела будущего Владыку Карды и ужас Терратиморэ, земли страха. Из окон комнаты, где меня наряжали и гримировали, глаз ловил только мельтешение красных пятен — флагов армии, вступающей в город, но я вышла из дворца. Впервые не потерявшись в лабиринтах садов и фонтанов, выбралась на широкую, прямую и светлую, как солнечный луч улицу Виндекса. Тут собралось немало зевак, и проследив их взгляды, я впервые узрела его. В дальнем конце улицы человек гарцевал на белом коне, за его спиной развевался флаг с красным львом.

— Макта! — это единственное слово то и дело проносилось по толпе — рябь волнующегося моря. И я как и все уставилась на далекую кряжистую фигуру. Макта — Убийца. Истинное имя этого человека никому не было известно, но за жестокость на поле боя и некоторые другие… привычки его прозвали Мактой. И этого страшного человека мне нужно будет встретить уже совсем скоро; нужно будет вести вежливую беседу, нужно будет смотреть в холодные глаза убийцы…

Паника заплескалась холодной тяжелой рыбиной в груди — бешено и больно. Я судорожно вздохнула, и прутья корсета немедленно впились в бока, а острые края драгоценной броши, которой был заколот пышный кружевной воротник, врезались в тонкую кожу дрожащей от биения разбушевавшегося сердца шеи. Поневоле пришлось вспомнить об узости рамок выражения эмоций, задаваемых церемониальной одеждой. Мне очень нравилась мода последних лет: свободные, расширяющиеся от груди вниз платья, перехваченные жемчужными нитями и витыми золочеными поясками. Искусные драпировки с изяществом обрисовывают истинный силуэт, а не зажимают формы в тиски корсета. Но для сегодняшнего представления пришлось нарядиться в худшее изобретение прошедших лет под названием «траурное платье королевы». Черное чудовище на костяном каркасе, вышитое черным же бисером, с огромным, но узким воротником, оставляющим ощущение петли на шее, и накладными подушками на бедрах, тяжелыми как мешки с мокрым песком. Черные ониксы были вправлены в юбку и лиф. Да, все платье было одной огромной, тяжелой оправой для них. Оно отлично могло бы справляться с ролью скорбящей вдовы и без хозяйки — по крайней мере, так мне казалось.