Лица - страница 29
Женя была одна в купе и, ей казалось, одна во всем поезде. С потолка лился пронзительный белый свет. Выключателя не было, чтобы его погасить, не было и регулятора, чтобы сделать тише скорбную музыку, льющуюся из динамика и наполняющую все купе. Она чувствовала себя, словно заключенный в камере, оторванный от дома.
Поезд спешил на север, в Финляндию. Меньше чем через два часа он замедлил скорость и остановился на первой станции. Ее название было написано русскими и латинскими буквами — ВЫБОРГ. Еще через час состав остановился снова. В купе вошли представители властей. В испуге не глядя на них, Женя подала свои документы.
— Выходи, а багаж оставь здесь.
— В чем дело? Что я такого…
— Мы меняем каретки, — прозвучал таинственный ответ, и люди испарились, забрав ее документы.
В окно Женя разглядела название станции, написанное только латинскими буквами — Ваалимаа. Она была в Финляндии, на Западе. Родина и родной алфавит остались позади.
Пассажиры выходили из вагонов на платформу, но все казались спокойными, многие даже улыбались. Женя ждала у окна, не зная, как поступить.
— Прошу! — вернулся тот же самый человек и заговорил с ней намного резче, чем в прошлый раз. — Сейчас же выходи из поезда, — и остался ждать, пока она не поднялась с сидения.
Женя прошла по коридору и спустилась по лесенке, сжимая сумку обеими руками. Что сделали с ее документами? Что произойдет с ней самой? Она дрожала, несмотря на теплое пальто и толстые ботинки, защищавшие ее от слякоти на перроне.
— Эй! Девочка! Не хочешь чаю? — закричала улыбающаяся плотная женщина, подавая чашку. По-русски она говорила с заметным акцентом.
Женя попыталась улыбнуться в ответ, но ее лицо сморщилось, как будто она собиралась вот-вот расплакаться.
Женщина похлопала ее по плечу и сунула в руки чашку:
— Бери. На границе всегда приходится долго ждать. По крайней мере часа четыре. Я знаю. Раньше я часто ездила навещать сестру в Новгород. Она вышла замуж за русского инженера. У них двое детей…
— А почему так долго?
— Потому что вы, русские, живете в другом мире. Все еще в девятнадцатом веке, — рассмеявшись, ответила женщина. — Ваши пути очень широкие — колея больше, чем в остальной Европе. Требуется время, чтобы поставить другие каретки, — она улыбнулась своей шутке. — Смотри сама.
Женя в изумлении увидела, как огромный кран поднял железнодорожный вагон. Колеса выкатились из-под висящего корпуса, а на их место скользнули каретки меньшей ширины.
Та же процедура повторялась с каждым вагоном. Когда пассажирам разрешили наконец войти в поезд, близился вечер и стало темно, как ночью. Финка зашла к Жене в купе и представилась:
— Улла Виткус. Зови меня просто Улла.
Она взглянула в окно — поезд тронулся от платформы — и потянула вниз шторку:
— Там не на что смотреть.
— Нет! — Женя закричала так страстно, что рука финки застыла в воздухе.
— Что с тобой?
— Не надо, — Женя чувствовала себя глупо, но боялась оказаться запечатанной в купе, лишиться последней связи с внешним миром.
— Как хочешь, — Улла пожала плечами и села на полку. Достав холодные пирожки, испеченные сестрой, она предложила их Жене. В это время появились финские пограничники, вернуть проездные документы.
— Мой билет в другой вагон, — сообщила им Улла, — но я решила остаться здесь с моей юной подругой, — и подала пограничнику пирожок.
Женя ждала, что он отчитает Уллу, но вместо этого он взял пирожок и спросил ее имя. Секунду порывшись в бумагах, он вернул ей паспорт, а потом и Женины документы.
— Разве это можно? — спросила Женя, когда пограничник вышел.
Улла тут же поняла вопрос. Она была знакома с советскими властями.
— У нас здесь больше свободы, — объяснила она. — В Финляндии не требуется разрешения, чтобы переезжать из одного города в другой — мы едем, куда захотим, и если захотим, меняем места в поезде.
Новый мир. Улла рассказывала о своей стране, и Жене это казалось сказкой. В Финляндии, говорила Улла, газеты могут критиковать правительство, а граждане вправе устроить демонстрацию против политики властей. Потом она спросила, надолго ли Женя едет в Финляндию.