Лич из Пограничья - страница 13

— Рассказывайте.

— А что рассказывать-то? Десять лет назад принесли ее, словно спящую принцессу из сказки, заколоченную в дубовом ящике, цепями по рукам и ногам увитую. А на утро все умерли — двенадцать воинов их было…

— Принесли и ничего не сказали? — нахмурился Моа.

— Молчали они. Хмурые были, будто знали, что новый рассвет уже не встретят. А мы, сельские, и подойти к ним лишний раз страшились. Шутка ли — двенадцать воинов при полном оружии, с чужими, нездешними символами на броне. Боязно гневать таких.

— А амулет?

— Круглая блямба с узором? На Име был. Сколько раз мы хотели продать его, но все рука не поднималась.

— Отчего те воины умерли? — Моа продолжил свой допрос.

— Не знаю, — пожал тощими плечами старик. — Никаких видимых признаков — ни ран, ни отравления, ни болезни. Они просто закрыли глаза… И все. Мы похоронили их на сельском погосте, без почестей — где уж нам, беднякам — по-простому, зато, как своих.

— Почему именно вам Иму оставили? — донесся новый вопрос.

— Не мне, — ответил староста. — Моей жене. Она была местной колдуньей. Солдаты назвали ей какой-то пароль, и она приняла их без разговоров. И девочку оставила. Има — полное имя Имани — проспала в своем ящике целый год…

— Что за пароль? — пропустив последнюю фразу собеседника, насторожился лич.

— Пантера Гизии. — Кивнув личу, староста устало поднялся. — Прошу прощения, но мне надо напоить животных. Продолжим разговор позже…

Забрав деревянное ведро, он вышел через дверь, ведущую с кухни на двор.

— Десять лет назад, значит? Не так уж много… — Моа задумчиво взглянул на Иму, сидящую на высоком стуле возле окна. — Ты говорила, тебя принесли «совсем малышкой»…

— Я так думала, — растерянно развела руками девушка, — а выходит, что была почти подростком. Это так странно! Мне, ведь, периодически казалось, что я могу вспомнить какие-то эпизоды из жизни здесь, в селе, когда я совсем маленькая… Все это как во сне…

— Это и был сон, Има. Годовой сон после прибытия сюда затуманил твою память и родил ложные воспоминания.

Они оба замолчали.

Каждый думал о своем.

Моа — о том, что его собственная судьба не так уж сильно отличается от Иминой. Он тоже не помнил о прошлой жизни почти ничего. Иногда в памяти всплывали какие-то мутные обрывки, но они тут же растворялись в ясных картинах сущего. И в этом сущем была у него прежде лишь война. Бесконечные походы армий Мортелунда — костяные марши нежити, хрипение цепных монстров, рвущих поводки, бряцание доспехов и оружия, жестокие битвы… Личи-колдуны, отдающие приказы мертвякам. Некроманты, отдающие приказы личам. Владыка Мортелунда, восседающий над всеми и вся на Серебряном Троне.

И, как ни странно, будучи винтиком этого отлаженного военного механизма, Моа чувствовал себя спокойно. Он, как и Има, старался не думать о том, что лежит за гранью. Думай, не думай — только голову сломаешь. Все эти предположения, догадки — толку с них? Прошлое… О нем либо знаешь, либо нет.

Но однажды все нарушилось, и роковой случай превратил Моа из детали военной машины в ее топливо.

Помнится, тогда была ночь. Непроглядная, маслянистая ночь без звезд, какая всегда повисает летом над Мортелундом. Говорят, в такие ночи оба могущественных духа, Куоло и Мятанеминэ, Смерть и Разложение, подходят близко, к самым окнам хищных, островерхих башен Мортелундских замков, и смотрят в них, смотрят… Радуются благополучию и могуществу своих подопечных.

Вот и Моа в одну из таких ночей неожиданно призвало высшее начальство.

— Что? К Самому тебя пригласили? — Лич по имени Архо стукнул его по плечу и улыбнулся желтыми зубами. — Расскажешь потом про Серебряный Трон? Говорят, он красивый. Вот бы посидеть на таком, а?

— Ага, — Моа кивнул коротко, недоумевая, как полуразложившемуся, поломанному в многочисленных боях, Архо в его-то нынешнем состоянии удается сохранять подобную жизнерадостность. — Как бы чего не вышло.

— Чего еще? — Боевой товарищ снова показал зубы. Они у него все имелись в наличии! Чем не повод для гордости. — Ты будто обеспокоен? Не стоит, — Архо беззаботно махнул рукой, на которой не доставало пальцев. Перебитая лучевая кость прорывала острым сколом кожу. — Думаю, наградят тебя или повысят. Вспомни последнюю битву у северной границы… — Он на мгновение осекся, поймав взглядом высокую фигуру, грациозно плывущую мимо в сопровождении пары цепных чудищ. — Люсьена! Эй, Люсьена! Пойдешь за меня, когда тысячником стану? У меня, кстати, все зубы на месте. И все глаза.