Личный водитель женщины-вамп - страница 6

стр.

—   Скажи спасибо, что мы отпускаем тебя живой и здоровой, — заметил на прощанье босс. — Счи­тай, что ты легко отделалась.

Спасибо Аня, конечно, не сказала. За что спаси­бо, когда в душу наплевали? Обидно! И обидней в тысячу раз, что Лева Жебунов тоже принял участие в этой экзекуции. Правда, он не проронил ни слова обвинения, но и ничего в ее защиту тоже не сказал. Значит, поверил, что она могла... у него...

Анна оторвалась от успевшей промокнуть подуш­ки, нашла место посуше, но упиться слезами всласть не дали.

—   Извини, — услышала она за спиной, — тебе плохо?

Она узнала этот голос — голос бывшего уголов­ника Вани Глебова.

—   Мне не плохо, — не меняя позы, ответила Аню­та, — мне хреново. Ты почему без стука?

—   Дверь была приоткрыта... Я шел мимо... Что-то случилось?

—   А тебе не все равно?! Мне жилеток не надо, у меня подушка есть. Свободен!

—   Знаешь... То, что доводит до слез, лучше в се­бе не держать. Мы ведь соседи... Могу я что-то для тебя сделать?

—   Можешь! Отвали! — ответила Анна.

—   Это из-за... как его там... Первухина? Хочешь, я его порежу? А могу и вообще загасить. Мне это раз плюнуть. Сейчас прямо пойду и придушу его своими руками.

—   Ты что, с ума сошел! — Анюта вскочила с ди­вана. — При чем здесь Первухин! — В том, что Гле­бов пойдет и придушит Гришу, она почему-то ни­сколько не сомневалась, поэтому и перепугалась не на шутку. — Меня просто уволили с работы — вот и все.

—   Значит, с работы уволили... — задумчиво про­говорил Иван. Он стоял на пороге (все те же джин­сы, та же черная футболка), прислонившись спиной к дверному косяку, сложив руки на груди. — Тогда будем мочить твое бывшее начальство.

—   Слушай, — не выдержала Анна, — чего ты ко мне привязался? Что тебе надо?

—   Я же тебе уже объяснил. Ты моя соседка… Единственный нормальный человек в этом гадюш­нике... после меня... Глупо бросаться своими. За что тебя уволили? Уверен, ни за что. Я прав?

Аня сама не поняла, как это произошло, но вдруг взяла и вывалила на голову бывшего зэка всю исто­рию со своим увольнением. Рассказывая, она, со­вершенно машинально, достала из сумки косметич­ку и, как могла, привела лицо в порядок.

—   И как называется это неблагодарное агентст­во, из которого тебя попросили? — внимательно выслушав откровения соседки, спросил Глебов.

—   «Валькирия». Будь оно трижды проклято.

—   «Валькирия»?! — удивился бывший зэк. — А как твоя фамилия?

—   Венгерова. А что? — в свою очередь удиви­лась такой реакции Анна.

—   Да нет, ничего. Просто... В свое время фирма, где я работал, имела дело как раз с этим реклам­ным агентством. Но тебя я не помню.

—   Еще бы, — отозвалась Аня. — Я у них всего полгода.

—   Какой у тебя процессор? — Иван кивнул на компьютер.

—   Пентиум... четвертый... Хочешь кофе? — опять неожиданно для себя предложила она.

Уговаривать Глебова не пришлось. Чайник вски­пел в рекордный срок. В холодильнике нашлись сыр и колбаса, в буфете — полбатона, пряники и ва­ренье. Через десять минут они уже сидели за сто­лом и беседовали. Собеседником Иван оказался неплохим. Любая тема — пожалуйста. Кроме од­ной — своего уголовного прошлого. Анне даже уда­валось на минуту-другую забыть, что она пополнила сегодня армию безработных, и даже про Леву Жебунова, поверившего в ее виновность.

—   Знаешь что, — сказал Иван, когда все приго­товленные бутерброды были съедены, — на твоем месте я бы взял и нанял... частного детектива. Только потолковее. Для профессионала, я уверен, не составит труда вычислить того, кто тебя подста­вил...

—   Не знаю, не знаю, — рассеяно ответила Анна.

—   Ну, спасибо за угощение. Как говорится, пора и честь знать, — сказал Глебов и поднялся из-за стола. — В коммуналках все же есть одно преиму­щество: не надо тащиться на другой конец города.

У двери Иван остановился.

—   А ты молодец, — не удержался он от компли­мента. — Не побрезговала. Если помощь какая нуж­на будет, не стесняйся, только свистни! Я сейчас все равно не у дел, так что рад буду постараться.

«Ага! Порезать, придушить, дать по репе...»

Проводив соседа, Анна закрыла дверь на ключ, постояла с минуту у окна, глядя на квадратик неба вверху двора-колодца, вернулась к дивану, вновь легла, зарывшись лицом в подушку, успевшую уже высохнуть, и, горестно вздохнув, начала плакать с того самого момента, на котором ее прервали.