Лицом к лицу с расой - страница 5

стр.

Там у меня произошла первая реальная встреча с чёрными и латиноамериканцами. Моими руководителями были чёрные и латиноамериканцы. Женщины, поступавшие в центр, были чёрные и латиноамериканки (белые женщины туда никогда не поступали). Я же была одной из немногих белых во всём районе. Я чувствовала, что должна дать понять этим женщинам и их детям, что белые люди им не враги. Я считала, что, если у меня получится убедить их смотреть на меня как на доброго человека, а не как на «белую», то я смогу помочь им воспринимать весь мир позитивнее. Я была убеждена, что во мне не было ничего такого, чего можно было бы опасаться, а моё великодушие будет, конечно же, всеми замечено и оценено по достоинству.

Попадавшим туда женщинам не нужно было доказывать, что они подверглись насилию; от них просто требовалось предоставить рапорт из полиции, в котором было их заявление о том, что они подверглись насилию. Позднее, беседуя с матерями, я выяснила, что всё, что им нужно сделать, чтобы попасть в приют, это зайти в участок и заявить, что на них напали. До того, как я попала на эту работу, я бы никогда представить себе не могла, что можно лгать о том, что на тебя совершено нападение.

Женщинам можно бесплатно пребывать в приюте в течение трёх месяцев, а затем их дела подаются на рассмотрение для продления. Дальше, для получения разрешения на дальнейшее пребывание в приюте, им нужно казаться испуганными или рассказать болееменее связную историю. В нескольких случаях женщины жульничали и им удавалось оставаться в приюте в течение почти двух лет. Большинство въезжали в квартиры, некоторым удавалось заполучить комнатки с общей кухней и холлом.

Моя работа в дневном приюте заключалась в том, чтобы следить за детьми, в то время как матери устраивали свои жизни. Я также помогала устраивать их детей в местные школы, так как они проживали в совершенно новом районе и, как предполагалось, никому не говорили о своём местопребывании из страха, что злоумышленники их разыщут.

Я целиком отдавалась детям, многие из которых, подобно ихматерям, подверглись жестокому насилию.

Я считала, что те женщины, которые не работали, не ходили в школу и ничем, кроме того, что заводили много детей, не занимались, окажутся хорошими специалистками по воспитанию детей. Мне думалось, что особенно латиноамериканки, которые, казалось бы, поголовно имеют многочисленное потомство и для кого расплод является главной жизненной установкой, могли бы обучить американок новым методам по уходу за детьми, что было бы неплохим вкладом во всё наше общество.

Однако, меня ужаснуло то, как чёрные, так и латиноамериканские мамаши обыкновенно оставляли своих детей лежать в грязных подгузниках, из которых сочился кал. Поздно ночью они ходили на сеансы взрослых фильмов ужасов вместе с детьми, которым было меньше 10 лет. Они позволяли детям играть на улицах с оживлённым движением, нимало не беспокоясь об их безопасности. Свои квартиры они замусорили коробками от пиццы, банками из-под колы, грязной одеждой и перевёрнутой мебелью.

Я была шокирована, но не сдавалась. Я стала оставаться сверхурочно после того, как моя смена кончалась, занимаясь детьми так, как если бы это были мои собственные дети. Я мыла их запревшие от поноса тела и убирала их загаженные квартиры. Я сидела с больными детьми в то время, как их мамаши ходили покупать пиво и сигареты на деньги WIC (Women, Infants and Children, — «женщины, младенцы и дети», — программа помощи женщинам, младенцам и детям до пяти лет из семей с недостаточным доходом, — перев.), готовясь к свиданию с очередным альфонсом из гетто. Я устраивала дни рождений для детей и ходила в школу решать их проблемы вместо их матерей, потому что тех нельзя было тревожить. Такой самоотверженностью я не снискала себе ни уважения, ни должной оценки. Матери назвали меня «белой нищенкой» и «белой сучкой», в то время, как я трудилась, выполняя за них их же обязанности.

Я обращала внимание на расовые различия. В целом латиноамериканки были опрятнее и спокойнее чёрных. Они жили в среднем по более низким стандартам, чем у белых, но в среднем выше, чем у чёрных. Многие из них презирали чёрных, с которыми они вступали в вынужденный контакт. Латиноамериканки находились там главным образом из-за бесплатного жилья и постоянно выискивали дополнительные льготы. Они сильно гордились своей этнической принадлежностью и, если что-то было им не по нраву, например, им в чём-то отказывали или просили заплатить за то, что, по их мнению, должно быть бесплатным, немедленно преисполнялись гневом против белых. В этих случаях свои мысли они выражали невнятно и невразумительно, но из их речей можно было догадаться, что они считали, что Америка им должна всё, в чём они нуждаются.