Лиходолье - страница 28

Металлический скрежет, от которого на спине вдоль позвоночника нарастает прочная шассья чешуя, низкий гул, как от удара в тяжелый гонг. Я торопливо сдернула с головы плотный яркий платок, украшенный шелковыми кистями, ловко замотала им ребенку лицо и голову, затягивая путаный узел сбоку.

– Не смотри на зло, и оно тебя не увидит. – Я аккуратно спустила с колен мальчишку, усадив его на землю. Тот беспомощно уцепился за мою одежду тонкими, ободранными на костяшках пальцами, замотал головой, тихонечко, нечленораздельно постанывая, будто разом утратив способность к человеческой речи. – Сиди тихо, и все будет хорошо. Обещаю.

Встать, повести плечами, словно сбрасывая невидимое покрывало.

Шаг вперед, сквозь преграду защитного контура, неприятно щекочущего кожу крохотными муравьиными лапками.

Над ночным лугом волнами перекатывается студеный ветер, остро пахнет травяным соком, вывернутым дерном, железной окалиной и холодной туманной сыростью. Краткое, всего на удар сердца, мгновение, когда мельком увиденное зрелище будто клеймо ставит и вспоминается в будущем в самых мельчайших подробностях, которые забываются столь же неохотно, как стирается с каменной плиты однажды выбитая надпись.

По-собачьи припавший к земле кэльпи, ощеривший тонкие блестящие зубы, плавно переступающий с ноги на ногу Искра, низко опустивший голову. Латы харлекина на левом плече смяты, по волосам-струнам то и дело пробегают бело-голубые огоньки…

Нет, с водяной нечистью надо иначе. Воду не убьешь, кромсая ее мечом или острыми когтями, не сокрушишь ударом тяжелого кулака – но можно укротить, заключив в крепкие тиски рукотворного русла и перекрыв плотиной.

Там, где не поможет сила, справится магия.

Шаг в сторону и вперед, на первый круг танца. Руки то взлетают над головой, то резко опадают, бессильно повисая вдоль туловища, лирхины браслеты на руках и ногах задают новый ритм – рваный, быстрый, кажущийся бессвязным. И свивается тугая, едва заметная нить, тянется через путаную сеть окружающего мира к харлекину, осторожно, будто неловко касается сияющего золотом «управляющего блока», скрытого под железной броней.

Мой шаг замедляется, тело кажется грузным, тяжелым, неповоротливым. Искра дернулся, обернулся в мою сторону – и я ощутила его взгляд, как острую тонкую спицу, воткнувшуюся в переносицу.

Больно.

Поворот. Харлекин повторяет мое движение, будто отражение в зеркале, пропуская мимо себя скакнувшего вперед кэльпи.

Изогнуть спину, откинув голову назад, качнуться из стороны в сторону, помогая себе плечами – шассье движение, не человеческое, – и резко согнуться пополам, так, что подбородок ударяется о ключицу.

Заплетенные в косички длинные волосы неровным веером летят вперед – и совсем рядом, в нескольких шагах, со свистом рассекает воздух тысячехвостая железная плеть, в которую обратились харлекиньи струны.

Яркая белая вспышка, треск – и следом за ним взрыв, отбросивший меня в траву ударом невидимого молота, грохот, от которого тоненько запищало-зазвенело в ушах. Повеяло послегрозовой свежестью и почему-то мокрыми подпаленными тряпками, на лодыжки плеснуло чем-то нестерпимо горячим, текучим – уже не кровь, но еще не вода, что-то посередине.

Уши словно воском заклеены. Перед глазами плавают яркие пятна, расцвечивающие черноту.

Меня перевернули на спину, попытались усадить, поддерживая голову.

Тьма отступала неохотно – я не сразу поняла, что меня трясут за плечи и легонько шлепают по щекам, приводя в чувство. Низкий, рокочущий бас Искры перемежается высоким, звенящим от напряжения детским голоском.

– Змейка! Ты как? Ты меня слышишь?

Я мотнула головой и торопливо зажмурилась, пережидая подступившую к горлу тошноту. Почувствовала, как чьи-то маленькие ладошки ухватили меня за когтистую руку, покрытую чешуей, легонько подергали, будто стремясь убедиться, что это не вычурная перчатка.

– Что? – Я с трудом остановила пестрящий цветными пятнами взгляд на мальчике, схватившемся за мою ладонь, как за спасательную веревку. Боится, очень боится – но в глубине души у него зреет что-то теплое, яркое, как лепесток пламени.