Лик и дух Вечности - страница 24

— Черными? Может от расширенных зрачков? Я отмечала такой взгляд у людей с сильной депрессией.

— И нервными у нее были не только руки, она вся походила на сжатую пружину. Даже говорила, словно на бегу. А вот с этим: «Гладкая смуглая кожа в сочетании со светлыми серо-зелено-синими глазами делала Марину Ивановну очень интересной женщиной» — вполне можно согласиться. Только к моменту нашей встречи ее кожа из смуглой превратилась в серую и морщинистую, а в глубине морщин залегла чернота, но мне ее черты нравились. В ней был шарм, особенно, когда она говорила. Дефекты речи делали ее необыкновенно милой. О, эта мемуаристка подтверждает твои слова, — мама оживилась. — Она пишет о ее абстрактной и космополитической внешности — оригинальное определение, да?

***

Наступал вечер, и мы отправлялись на прогулку, недальнюю, вблизи двора. Но и на такой успевали подышать запахом и свежестью моря, размять и даже натрудить ноги, немного отвлечься от очень напряженной работы.

Мама, нежданно-негаданно для себя вовлеченная в воспоминания, решившаяся на них, вовсю перестала зажиматься и теперь рассуждала не только о прошлом, но и о природе памяти.

— Я заметила, — говорила она, — что записанные факты, рассказанные, отданные вовне, как бы тускнеют, уходят на второй план и утопают в памяти, впоследствии не так легко всплывая в ней. Интересно, да? А зато тут же с чрезвычайной четкостью вспоминается что-то другое, о чем давно не думалось.

— Удивительно, — соглашалась я. — Природа и тут позаботилась о том, чтобы накопленное человеком — пусть это всего лишь зрительные впечатления — не пропало, чтобы ушло в жизнь неспешно, в порядке очереди.

Горная речушка Демерджи не просто пересекает двор напротив нашего подъезда — нет, ее нрав сложнее. Словно огорчаясь, что устье совсем рядом, что вот-вот кончится бег по суше и звонкие воды растворятся в море, она петляет и извивается между домами, оттягивая этот миг. В нескольких местах то коленом изгиба упирается в другие дворы, то огибает их по небольшой дуге. Русло ее тут довольно глубокое, берега крутые, укрытые кустарниковой чащобой, практически непроходимой, если бы вздумалось забраться туда. Поэтому чистить ее от мусора стоит трудов, на которые не всегда решается местная власть. Это немало огорчает.

Но радует то, что на улицах не обойтись без мостиков. Гуляя, мы то и дело оказывались на каком-то из них, каждый раз не похожем на другие. На каждом мостике мы останавливались и подолгу смотрели на воду. Наша славгородская Осокоревка несравненно менее полноводная, нам она казалась солиднее этой торопыжки, потому что несет воды медленно, с мудрым достоинством, незаметно глазу, а эта — точно игривое дитя, кувыркающееся на лужку.

Наступали сумерки, немного более быстрые, чем у нас, немного более густые. Вдалеке начинала покрикивать неясыть, простреливая тишину мистикой и подгоняя все живое к свету или уютному укрытию. Мы поспешили домой.

***

Утро выдалось просто волшебным, с моря повевало свежестью, в горных распадках гуляли сквознячки, на небо насунулась легкая облачность. По всему чувствовалось, что сильной жары не будет.

Маму я нашла на привычном месте, стоящей у раскрытого балконного окна и мечтательно посматривающей на море. Сама она никогда не говорила, чего хочет — не от несильных жажд, а потому что исполнять их было некому: родителей погубил немец, муж по своей восточной природе вниманием такого рода не баловал, а от детей участливости она стеснялась даже ждать. Потому-то и старалась я, когда она у нас отдыхала, отогреть ее, побаловать, душу ей отдать. Да не всегда это срабатывало — маме недоставало внимания тех, кто на него не способен был, а моя власть на них не распространялась...

— Пойдем сегодня на море, посидим на пляже, — предложила я.

— А я туда дойду? — мамины глаза засветились радостью, что я угадала ее желание.

— Должна дойти, но если будет тяжело, мы вернемся.

Она согласилась рискнуть, и после завтрака мы отправились. Совсем медленным шагом преодолели заросший алычой двор и оказались на улице, где почти не было машин, переместились на противоположную сторону, к перекрестку, а дальше пошли по платановой аллее вдоль последнего участка Демерджи перед ее впадением в Черное море.