Лик полуночи - страница 28

– Мадам? – произнес он.

Она не шевельнулась. В тишине комнаты слышались звуки расправляемой жесткой бумаги – это Крона разглаживала листы. Кто-то со злостью исчеркал графитом лица марионеток Тало – на всех рисунках. Черкал по кругу, давил, закрашивал глаза, пока карандаш не прорвал бумагу.

В желудке у Кроны появилась тяжесть – будто она проглотила стакан масла.

Если бы Де-Лия в детстве нарисовала куклу Тало, Крона наверняка выткнула бы ей глаза, разорвала картинку или бросила бы в огонь. Это были такие монстры, которых всегда боишься заметить краем глаза, о которых не хочешь даже думать, потому что их можно вызвать силой мысли.

Но такие детские страхи, желание уничтожить изображение отличались от того, на что Крона смотрела сейчас. Кто бы ни сделал эти зарисовки, он набросился на них с отчаянием, как будто презрение и ненависть к монстрам существовали на некоем привычном уровне.

– Ваш камердинер объяснил, почему мы здесь? – продолжил Трей, приближаясь к Тие Айендар, как к раненому животному. – О вчерашнем вечере…

– Да, – хрипло ответила Тиа, не сдвинувшись с места.

В тусклом свете она выглядела как кукла, изготовленная в натуральную величину, с остекленевшими невидящими глазами.

Крона уронила рисунок на пол – как будто случайно, а сама более внимательно посмотрела на женщину. На ее шее была отчетливо видна колотая ранка. Было похоже, что кто-то вколол ей что-то – может, транквилизатор или какой-то другой наркотик. Остаток этого средства сочился из прокола, и при слабом освещении немного походил на ртуть.

– Мадам, простите, но…

Крона умолкла, вытирая вещество подушечкой большого пальца в перчатке. Она показала его Трею, который кивнул.

Трей задавал обычные вопросы, и мадам Айендар отвечала односложно – утвердительно либо отрицательно. Маска Леру с ней была бесполезна, поскольку выражение лица женщины не менялось вообще, а рот едва двигался, чтобы произнести основные звуки. В данный момент Тиа Айендар казалась не только неспособной на обман, но и вообще навряд ли понимала, что происходит. Многие вопросы Трею пришлось задавать по несколько раз, прежде чем она выдавливала ответ.

– Когда ваш муж был на приеме, с вами находилась помощница вашего семейного целителя?

– Ммм?

– Госпожа Дюпон сказала, что вы можете подтвердить, что она была с вами.

– Ммм.

– Она была здесь, с вами?

Нет ответа. Посредине допроса Крона положила руку на плечо Трея.

– Продолжать нет смысла, – сказала она через капсулу реверберации. – Ничего мы не добьемся. Ее сознание подавлено – она могла сама организовать преступление, и ее несчастный разум тут же забыл об этом. Когда мы отправимся к юной целительнице, нужно будет спросить, что ее мастер прописал этой несчастной. Нужно также направить группу, чтобы поговорить с ним лично.

Трей закрыл за ними дверь, и они спустились по лестнице. Наконец они добрались до библиотеки и Фибрана Айендара. Все еще одетый в официальный красный наряд, мужчина безвольно сидел в кресле с высокой спинкой.

Если бы не серьезность ситуации, они бы рассмеялись, когда увидели Фибрана. Кто-то накинул ему на голову свадебную фату цвета морской волны, скорее всего, ту, которую мадемуазель Дюпон наденет через две недели. С подола свисали десятки крошечных аквамариновых бусин, весело мерцая, когда на них падал свет лампы для чтения.

На лице Фибрана блуждала глупейшая улыбка. Он был похож на персонажа, которого Крона когда-то видела в детской книге. Или на счастливого пьяницу. Видимо, магические камни с радостью затуманили его разум. Он точно знал, что ему следует скорбеть – подпитываться отрицанием и печалью, но вместо этого кипел от восторга.

– Входите, – заявил он, широко разведя руками в стороны в приветствии. – Вы пришли, чтобы рассказать мне подробности о краже особо важных предметов, госпожа регулятор? Это была ты? Или ты? – Он жестикулировал, указывая то на одного, то на другого. – Неважно! – объявил он мгновение спустя. – Вы все похожи. Кто бы это ни был, они были так добры – ублажали меня, потому что мой ребенок умер.

– Приносим вам соболезнования, – тихо сказала Крона. – Пожалуйста, примите наши извинения за беспокойство в столь скорбное для вас время, но нам нужно знать, не вспомнили ли вы что-нибудь еще о прошлом вечере? Может, видели что-нибудь необычное?