Ликвидация. Книга вторая - страница 49
— Та я ж могу и по-одесски, — рассмеялся майор, мгновенно перейдя на одесский выговор. — Мне ж это пара пустяков… Только зачем? — произнес он уже обычно, посерьезнев. — Я столько времени когда-то потратил на правильный московский выговор… Даже репетитора нанимал, представляете?
— А сами откуда? — продолжала расспросы Нора.
— Мы пскопские, — лихо подмигнул майор, передавая тарелку подошедшему от колонки Гоцману. — Есть там такой замечательный город Остров…
— Воевали?
— Конечно!.. Сначала Западный фронт, потом Второй Белорусский, Сорок восьмая армия… А почему вы спрашиваете?
Гоцман, ставя перед собой тарелку, хлопнул Кречетова по погону:
— Так, Виталий из доблестной Сорок восьмой армии, видишь вон тот прекрасный дальний край стола?.. Вот и иди себе с борщом туда, иди…
Все, включая самого Давида, Нору и Кречетова, рассмеялись. Только на челе Арсенина по-прежнему читалось недовольство.
— Второй Белорусский, говорите?.. — неприветливо осведомился он, поднимая глаза на Кречетова. — А Шамина вы знали? Полковника интендантской службы Шамина?
— Нет, не припоминаю, — помотал головой майор, поднося ко рту ложку пылающего борща.
— Странно, — качнул головой Арсенин, словно разговаривая сам с собой. — Вы же военный следователь… В июне сорок четвертого он попал под суд. Было громкое дело. Но оправдали. Правда, в звании понизили до майора… Шамин, интендант…
— Нет, не помню, — извиняющимся тоном ответил Кречетов, бросая в борщ дольку чеснока. — Дело в том, Андрей Викторович, что фронт — это ведь огромное количество людей, несколько армий, и всех знать и тем более упомнить просто невозможно… Да и громких дел было более чем достаточно. Во всех армиях. Так что — ничего удивительного…
Гоцман, нахмурясь, вслушивался в этот неразличимый за веселым застольным гулом разговор. Непонятно враждебная интонация Арсенина встревожила его, но уже в следующий момент он напрочь забыл и об Арсенине, и о Кречетове, потому что наверху, у перил галереи, появился Марк с пистолетом в руках. Его лицо было неподвижным и бледным. И глаза блестели синим льдом, как раньше… и как у того старика из 22-й квартиры.
Спружинившись, Давид в длинном прыжке вылетел из-за стола, но до лестницы было все-таки далеко. Проходивший мимо Марка Эммик с блюдом рыбы в руках замер от ужаса. Люди за столом дружно охнули, отчаянно закричала Галя…
Марк приставил дуло ТТ к виску и нажал на спуск. Раздался сухой щелчок. Подоспевший Гоцман вырвал незаряженный пистолет из рук друга. Двор наполнился гомоном ничего не понимающих, растерянных оперативников.
— Что д-дальше, Д-дава? Что д-дальше? — безразличным тоном произнес Марк, глядя мимо трясущего его за лацканы Гоцмана…
Обед прошел скомканно, грустно. Марк смирно сидел рядом с Галей, не спускавшей с него испуганных заплаканных глаз, и вяло ковырял вилкой картофельное пюре. Кречетов вызвался было продолжить работу после еды, но Гоцман сказал, что у него пропало всякое настроение. Получилось даже и к лучшему, потому что буквально через минуту во двор влетел «Виллис», и майор, извинившись перед присутствующими, убыл в прокуратуру по срочному вызову Мальцова. Вслед за ним отсеялись под предлогом послеобеденного отдыха тетя Песя, Эммик и Циля, а Васька Соболь побрел на угол за папиросами. Мишка с его разрешения и под присмотром Норы с упоением прыгал на водительском месте «Опеля».
— Шо с тобой такое, Андрей?.. — Гоцман подтолкнул Арсенина локтем. — Ты правда рапорт о переводе подал?.. А с фронтом этим шо к Виталию прицепился?..
Арсенин неохотно покосился на Давида.
— Рапорт — да, подал…
— Шо так? Надоело у нас?
Лицо военврача стало сухим, официальным.
— Это допрос?..
— Да нет, — покачал головой Гоцман. — Кажется, пока нормально разговариваю…
— Ну, тогда я нормально и отвечу, — так же сухо хмыкнул Арсенин. — По семейным обстоятельствам… А с фронтом… — Он собирался было что-то сказать, но передумал: — Да нет, ничего. Мало ли что покажется.
Они помолчали. Гоцман без аппетита жевал разваренную рыбу, осторожно выбирая крупные кости, Арсенин, морщась, прихлебывал лимонад.
— А за Марка шо скажешь? — понизив голос, чтобы не услышали Марк и Галя, наконец поинтересовался Давид.