Линия фронта - страница 19
Оба расплатились и молча смотрели друг на друга, понимая, что не скоро свидятся. Это удерживало их от того, чтобы разойтись в разные стороны.
— Как поживает Муся? — спросил Владимир, спускаясь с терраски.
— Стала губы красить… — ответил Юрий Петрович и вспомнил, как на днях задумчиво шел он по полуденному Крещатику, из раскрытого окна кинотеатра неслись детские голоса, пели «Каховку». В воздухе стоял запах молодой зелени и разогретого асфальта. На последней репетиция Юрий Петрович узнал, что зарубежные гастроли его капеллы отнесены на неопределенный срок. А разве могло быть иначе! Немецкие фашисты вторглись в Данию и Норвегию… Война во Франции, линия Мажино, Дюнкерк, Париж… Сорок дней… Хорошо хоть бронь не сняли с его музыкантов, ведь многие знакомые уже надели защитную форму.
В тот день он обедал дома. Сели за стол, Галина Тарасовна, подавая окрошку, устало сообщила:
— Федора, соседа, призвали.
— Переподготовка… — солидно пояснил Юрий Петрович, разглядывая яркое платье жены. Ему не хотелось расстраивать тревожными разговорами прихварывавшую последнее время Галину.
За десертом, со стаканом гоголя-моголя в руке, Муся убедительно разъяснила маме, почему ее волнения напрасны; сообщила, что Падалки уехали в Гурзуф и пора брать отпуск, что появились в продаже босоножки на пробке, что время доставать новый купальник, что…
— Перестань, стрекотуха… — оборвала ее мать. — От твоих деклараций голова болит.
— Мам, Евгений смешной в форме? — без всякого перехода спросила Муся.
Юрий Петрович только шелестнул газетой, а Галина Тарасовна, мельком глянув на дочку, сказала:
— Парень как парень.
— Командир полка, нос до потолка! — рассмеялась Муся.
— Напиши ему.
…Юрий Петрович вернулся к действительности и глянул через парковую решетку на улицу. По мостовой катили военные грузовики, бойцы пели. Их молодые, красные от натуги и возбуждения лица мелькали между кронами каштанов.
Машины мелькали, и в каждой пели немного по-своему. Юрий Петрович и Владимир проводили глазами последний автомобиль. В стороне от аллеи, у фонтана, по-прежнему бегали с обручами дети.
А война уже полыхала…
— Тебе когда? — с напускным спокойствием, словно о чем-то незначительном, спросил Владимир.
— Завтра.
— Не тужи: до неба высоко, до фронта далеко! Пока-а дойдет очередь…
— Вчера — как знал, — задумчиво говорил Юрий Петрович, глядя куда-то мимо Владимира, — перебрал ноты, книги, карточки… Попалась карточка: дети на орехе. Помнишь, у стариков?
Владимир вздрогнул, у него подкатил ком к горлу. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел, Юрий Петрович окликнул его, но он не слышал…
Эта фотография — Владимир подсаживает на орех Мусю, Костика, Женю — напомнила ему многое… Это было еще до переезда в Киев, тогда Владимир только-только начал всерьез засматриваться на Ольгу и сошелся с ее братом Павлом. В те времена он был еще вольным казаком и любил побаловаться ружьишком, хотя с некоторых пор все чаще вместо охоты наведывался к Спысам.
Он и в тот раз заявился к ним в охотничьих доспехах.
— Здравствуйте, мамаша, — сказал он, притворяя за собой калитку. Услышав его голос, Прохоровна с досады всплеснула руками: она давно приметила его маневры вокруг дочки.
— Павло дома? — спросил Владимир, поправляя на груди дробовик.
— Нужен он тебе как собаке пятая нога…
В комнате, не зная, как распорядиться временем, скучал Павло.
— Заходи-и… — встретил он приятеля, не отрываясь от ленивца-диванчика. — Ты, брат, настоящий… охотник…
— Может, составишь компанию?
— Сроду не стрелял! Оружие огрубляет человека.
В комнату ворвался Женя. Скользнув восхищенным взглядом по ружью, он заторопил:
— Скорее, дядя Павло! Нас будут снимать!
Павло зевнул и неторопко поднялся.
— Чем старая недовольна? — спросил Владимир.
— Не обращай внимания.
— Рад бы… Старый как?
— Бухикает.
— А Ольга?
— Ольга? — Павло покосился на Женю. — Цветет.
— Да, цветок…
Послышались шаги, скрипнула дверь, и вошел Юрий Петрович. В руке у него была палка от серсо. За ним вслед влетела Ольга.
— Здравствуйте, Юрий Петрович! Здравствуйте, Ольга Захаровна! — повернулся к ним Владимир.