Линия жизни - страница 3

Удачно ответил на этот упрек ученик Шмидта профессор А. Г. Курош: «Иные с сожалением и даже с некоторым осуждением говорили: «Как много мог бы сделать Отто Юльевич для математики, если бы он целиком себя отдал ей!», т. е., хочу я добавить, если б он перестал быть Отто Юльевичем Шмидтом».

Вот ключ к пониманию его жизни! Он всегда старался быть верным себе. Идти туда, куда «влек его свободный ум». Он шел на риск — шел в новую, незнакомую сферу деятельности, бросая старую, где был признан, а то и знаменит, не просто потому, что такими странными зигзагами носили его ветры судьбы. Он стремился раскрыть в себе все способности, какие были ему отпущены природой, хотел служить делу, в которое поверил, каждой гранью своего таланта.

Каждой гранью!

У капитана Воронина был в Архангельске собственный дом. Вернее, не дом — целая городская усадьба с разными постройками: одноэтажным деревянным флигелем, крытым тесом, с каретником, ледником, двумя дощатыми сараями. И все это венчал дом — в два этажа, рубленный из цельных толстых бревен, под железной крышей, выкрашенной корабельной шаровой краской.

Подробное описание всех строений усадьбы Воронина сохранилось потому, что однажды над владением капитана нависла беда.

В начале декабря 1929 года из Архангельска в Москву пришло письмо. Написал его Владимир Иванович Воронин. И адресовано оно было Отто Юльевичу Шмидту, в то время занимавшему сразу несколько ответственных постов: член коллегии Наркомпроса, Главный редактор Большой Советской Энциклопедии, член Ученого комитета при Совнаркоме, профессор математики 2-го МГУ.

Однако капитан Воронин знал Шмидта не по этим должностям. Познакомились они летом того же 1929 года, когда Шмидт был назначен руководителем экспедиции на ледокольном пароходе «Георгий Седов» и Правительственным комиссаром Земли Франца-Иосифа.

Вот что писал Шмидту капитан Воронин: «Глубокоуважаемый Отто Юльевич!

Обращаюсь к Вам с большой просьбой. Помогите, если это в Ваших силах. Отдел Архангельского местного хозяйства отбирает у меня находящийся в Архангельске дом. 22 ноября т. г. взяли документы, техник объявил, что дом переходит в комхоз. Это еще не беда, а вот плохо то, что, когда дом перейдет в комхоз, попросят меня выехать из дома. Это уже совсем плохо, т. к. в Архангельске очень остро стоит вопрос с квартирами. Последнее обстоятельство заставило меня, Отто Юльевич, к Вам обратиться, чтобы походатайствовать в защиту меня. Конечно, это я прошу только в том случае, если это будет не против наших законов…»

3 декабря 1929 года из Москвы в Архангельск уходит телеграмма: «Облисполком. Бахутову. Совнарком поступило ходатайство начальника полярной экспедиции Шмидта отмене муниципализации[1] Архангельске дома ледового капитана Воронина, имеющего заслуги как участника северных экспедиций. Случае вынесения постановления муниципализации прошу приостановить исполнение впредь рассмотрения вопроса центре. Пред. МНСК Милютин».

Телеграфный ответ пришел всего через три дня. «Москва. Председателю Малого Совнаркома Милютину. Вопрос муниципализации Архангельске дома Воронина не ставился. Предкрайисполкома Бахутов».

У нас есть основания полагать, что председателя крайисполкома ввели в заблуждение. Воронин не такой человек, чтобы звонить в колокола, не заглянув в святцы. Скорее всего, какой-то руководитель комхоза, услыхав, что из Москвы, из самого Совнаркома, пришел запрос, решил пожертвовать своей блестящей административной идеей. А чтобы не получить нагоняя, сделал удивленный вид, — не ставили, мол, вопроса, напрасная паника.

Но в конце концов не в этих предположениях суть. Тут важно другое — по горло занятый Шмидт нажал «на все рычаги», чтобы помочь Воронину.

В самом факте, что Шмидт кому-то помог, ничего необычного не было. К нему обращались с самыми разными просьбами десятки людей, и, если это было в его силах, он что-нибудь обязательно предпринимал. Но, естественно, не по каждому письму беспокоил он руководителей Совнаркома. И если на сей раз обратился к ним, значит, действительно считал, что Воронин того заслуживает.