Лионесс: Мэдук - страница 29
Мэдук ответила ясным, хотя и дрожащим голосом: «Мы сюда не играть пришли».
«Ха! — слегка откинул голову назад Зерлинг. — Как бы то ни было, принцесса, рекомендую вам немедленно удалиться».
«Я не могу уйти, пока не найду ответ на свой вопрос».
«И что же вас так интересует?»
«Я хочу знать, что случилось с моим отцом».
Зерлинг поморщился в некотором замешательстве: «Кто был ваш отец? Я что-то не припомню».
«Конечно, помните! Он любил мою мать, принцессу Сульдрун. За это король приказал бросить его вот в эту яму. Если отец еще жив, может быть, он отзовется и скажет, как его зовут. Тогда я смогу умолять его величество о снисхождении».
Палач вздохнул и печально усмехнулся: «Можете звать сколько угодно, день и ночь! Вы не услышите в ответ ни шепота, ни вздоха».
«Значит, он умер?»
«Его опустили в темницу давным-давно. Там, в одиночестве, человек быстро теряет волю к жизни. Там холодно и сыро, там остается только сожалеть о своих преступлениях».
Мэдук смотрела на отверстие колодца, горько опустив уголки губ: «Кто он был, как он выглядел? Вы не помните?»
Зерлинг бросил тревожный взгляд через плечо: «Замечать что-нибудь, спрашивать о чем-нибудь, помнить кого-нибудь — не мое дело. Я рублю головы и верчу ворот, растягивая сухожилия. Но когда вечером я прихожу домой, я становлюсь совсем другим человеком. Поверите ли, не могу даже курице свернуть шею!»
«Все это замечательно — но каким был мой отец?»
Зерлинг снова опасливо оглянулся: «Пожалуй, лучше было бы ничего не говорить — тем более, что ваш отец позволил себе немыслимый проступок…»
Мэдук прервала размышления палача почти плачущим голосом: «Я не могу так думать! Если бы он не позволил себе этот проступок, меня не было бы на свете».
Зерлинг моргнул: «Вопросы такого рода выходят за рамки моей компетенции. Я уделяю все внимание тому, чтобы правильно выдергивать кишки и затягивать петли. Королевское правосудие, по определению, обсуждению не подлежит. Должен признаться, в данном случае суровость наказания меня удивила: казалось бы, достаточно было отрезать наглецу нос и уши, да еще хорошенько вздуть плетью напоследок».
«Меня она тоже удивляет, — отозвалась Мэдук. — Вы говорили с моим отцом?»
«Не помню никаких разговоров».
«Как его звали?»
«Никто не позаботился спросить. Прислушайтесь к моему совету, принцесса: забудьте об этом!»
«Но я хочу знать, какая у меня родословная. У всех есть родословная, а у меня нет!»
«В этой яме вы не найдете никакой родословной! А теперь — ступайте прочь, пока я не подвесил вашего приятеля за ноги, чтобы больше тут никто не безобразничал!»
«Пойдемте, ваше высочество! — взмолился Пимфид. — Здесь больше нечего делать!»
«Но мы ничего и не сделали!»
Пимфид не ответил — он уже удирал со всех ног.
Однажды, солнечным утром, Мэдук бодро прошагала по Длинной галерее Хайдиона к парадным воротам. Глядя из-под открытой арки на террасу перед входом, она заметила принца Кассандра. Облокотившись на балюстраду и задумчиво взирая на простиравшийся ниже город, его высочество отправлял в рот, одну за другой, темно-лиловые сливы из установленного рядом серебряного блюда. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться в отсутствии наблюдателей, Мэдук бегом пересекла террасу и присоединилась к Кассандру.
Сперва принц беззаботно покосился на нее, но тут же вопросительно поднял брови и повернулся к ней лицом: «Клянусь девятью нимфами Астарты! Чудеса в решете!»
«Что тебя так удивляет? — поинтересовалась Мэдук. — То, что я соблаговолила провести некоторое время в твоем обществе?»
«Конечно, нет! Сегодня ты поразительно хорошо одета!»
Мэдук бросила безразличный взгляд на свое скромное белое платье с каймой ниже колен, расшитой зелеными и голубыми цветами; ее медно-рыжие кудри были перевязаны белой лентой: «Ничего особенного, хотя бывает и хуже».
«Перед нами, наконец, не диковатый заморыш, потрепанный бродячими псами, а принцесса королевской крови, изысканная и грациозная! — напыщенно произнес Кассандр. — В самом деле, ты выглядишь почти привлекательно».
Мэдук скорчила гримасу: «Я тут ни при чем. Меня заставили переодеться, чтобы я танцевала котильон».