ЛиПа - страница 17

Мы плыли к высоким широтам

по озеру Селигер,

сигналя в пути пароходам,

взрывая волну, как барьер.

(Анатолии Титов. Земной дом)

Прощаться с любимыми тяжко,

но мы — закалённый народ.

Растаял в тумане Осташков,

и стрелку компаса — на норд!

Мы правим к высоким широтам

седым серегерским путем.

Быть может, за тем поворотом

погибель в торосах найдем.

Как Скиллой с Харибдою, схвачен

корабль берегами в тиски.

Ошую — безмолвствует Хачин,

молчат одесную Пески.

Мы к полюсу, к полюсу правим.

Ни дрейф нам не страшен, ни течь.

Последним приютом — Заплавьем —

решил капитан пренебречь.

Часа через три испытаний

в стихии валдайских широт

нас в Полнове встретит с цветами

и с завистью Дмитрий Шпаро.

Николай Алексеевич?

Здравствуйте!..

Ах, как вовремя встретился с вами!

Всё как-то в пути колесил.

А ведь годы мои —

Сердцем чувствую —

Время приспело —

Годы зрелости вашей,

Поэмы «Кому на Руси...»

(Олег Цакунов. Ночная радуга)

– Николай Алексеевич?

Вас беспокоит Олег Александрович!

Не припомните?

Что ж, понимаю, уж память не та...

А ведь я назначал вам,

Заказывал кофе и сандвичи.

Закрутились в текучке...

Не жизнь, а одна маета!

Вы близки мне по духу:

Кляну я дорогу железную,

И в парадных подъездах

Судьбу не однажды пытал,

А в обыденной жизни

Я столько наделал полезного,

Что сержант-постовой

Гражданином однажды назвал.

Дельце есть...

Вы когда-то служили в редакции,

Так уж я об услуге

Нижайше бы вас попросил:

Обработайте мысли

В классической интерпретации,

Ну, а я обеспечу вас списком,

«Кому на Руси...»

Впрочем, я заболтался...

Желаю успехов и бодрости!

Не ленитесь, а я

Постараюсь на днях заскочить.

Наступает пора поразмыслить

О тютчевском возрасте.

Есть задумка одна,

Да и Фёдор Иваныч сулил пособить.

Быть Пушкиным

Не просто было!..

Курчавый мальчик

На меня

Из толстой книжки

Долгий взгляд

Вдруг устремил,

Как старший брат.

(Анатолий Чепуров. Ещё биография пишется)

Мне Пушкин был

И друг и брат.

И я тому

Был очень рад.

Он никогда

Меня не бил

И в Летний сад

Гулять водил.

А вот теперь,

На склоне лет,

Он взгляд навёл,

Как пистолет.

Я от него

К земле прирос —

Настолько внятен

Был вопрос.

Чтоб избежать

Возможных бед,

Я дал

Уклончивый ответ.

И прекратил я

С этих пор

Внутрисемейный

Разговор.

Не дружим со змием зелёным.

Шашлык мы сегодня запьём

Дешёвым вином некреплёным,

Почти не пьянящим вином...

Глаза виноватые прячу,

Грущу при оплывшей свече,

А серый бесёнок удачи

Сидит у меня на плече.

(Вадим Шефнер. Северный склон)

Не дружим со змием креплёным

И водка у нас не в чести.

В дешёвые вина влюблённым

Положено трезвость блюсти.

Однажды, вернувшись из бани,

Мы сели отведать шашлык.

Его запивать Гурджаани

Я с юности давней привык.

Закуску аджикой приправим —

Во рту огнедышащий ад.

Его мы зальем Саперави

(по крепости — как лимонад).

Тот вечер забуду едва ли!

Такой не приснится уют.

Рекою лилось Цинандали,

Фонтаном пульсировал Брют.

Но тут я заметил спросонок

При утреннем первом луче,

Что маленький серый бесёнок

Сидит у меня на плече.

В глаза виноватые глядя,

Сказал укоризненно бес:

«Напился до чёртиков, дядя!»,

Хвостом помахал — и исчез.

Во сне это было, не знаю,

Иль вправду случилось со мной,

Но только шашлык запиваю

Теперь минеральной водой.

Обожая красоток и деньги,

Я ещё подрабатываю в литейке!

(Игорь Шкляревский. Тайник)

Мне встречались такие красотки,

Что тянули последние соки.

Я уж так их обхаживал яро,

Что не стало хватать гонорара.

Чтоб водились карманные деньги,

Я решил подработать в литейке.

Хоть гудят поясница и плечи,

На свиданья спешу каждый вечер.

Рандеву, вечеринки, круизы...

А в итоге — финансовый кризис.

Чтоб красоток кормить в ресторане,

Я оформился сторожем в бане.

Чтобы дамы не дали отставки,

Стал вахтёром ещё на полставки.

Пусть с поэзией сяду в галошу,

Но красоток, не ждите, не брошу!

Я женщина — начало всех начал:

Я песня жизни, радости и света.

И это мне, мечте своей, сонеты —

Дневник любви — Петрарка посвящал.

(Алла Беженова. Не измени себе)

Петрарка благосклонно прочитал

Мои стихи. Слеза на лист упала.

И, зачеркнув «Лаура», крупно — «АЛЛА»

В сонете, не колеблясь, написал.

Во мне

Батый с Кучумом слушают Шопена,