Липовый чай - страница 22

стр.

Матильда одним пальцем гладила кота. Кот щурился, нервно вздрагивал.

Павла посмотрела в окно. Увидела, как к забору подошла соседка Мария, как остановилась Мария и тихо глядела на что-то. Павла поднялась и вышла из дома.

Афанасий колол дрова. У забора, за его спиной, стояла Мария и неотрывно смотрела на него.

Афанасий выпрямился, потрогал лезвие топора ногтем, пошел в сарай наточить.

Павла подошла к Марии, помедлила. Мария все не замечала ее. Павла спросила:

— Любишь его?

Мария вздрогнула, повернулась к Павле, выпрямилась, хотела вызовом прикрыть застигнутую врасплох боль, но Павла с таким странным сочувствием глядела на нее, что как-то уже незачем, не от кого стало защищаться. Мария стащила с головы платок, будто он ей мешал, будто только он и виноват был во всем, и пошла, а платок тянулся за ней по земле.


Матильда осталась лежать на покрывале с вышитыми птицами, а Павла пошла на каждодневную полуденную дойку.

— А что, бабы, — спросила Павла, — председатель у вас ничего не собирается строить?

Было сейчас в Павле что-то насмешливое над собой, и непонятно было бабам, то ли всерьез она говорит, то ли так мелет.

— А что нам строить? — ответила Палага. — Школа есть, клуб есть, больница есть.

— Завод какой-нибудь, — с ходу предложила Павла.

— Какой еще завод? — удивилась бабка Гланя.

— Или стадион, — тревожно посмеивалась Павла.

— Скажешь тоже! Мяч-то гонять и так места хватает, — отмахнулась Домкратиха.

— Или какой-нибудь пере-мото-кат… — на ходу выдумала Павла.

— А чего это? — полюбопытствовала Исидора.

— А я знаю? — сказала Павла. И уже не улыбалась. — Штука какая-нибудь… Какой раньше не было.

— Зачем? — спросила Палага.

Глаза Павлы потускнели, смотрели в сторону и ни на что.

— Зацепиться бы мне… — медленно сказала Павла. — Зыбко мне под ногами…

— Мудришь, Павла! — укорила Домкратиха. — В твои-то годы — смех ведь!

— А чего уж в мои-то годы — человеку себя и уважать не нужно? — больше не другим, больше самой себе говорила Павла.

— Вона как! — сердито отдулась Исидора. — Нас, по-твоему, и уважать не за что? Полмира, поди-ка, кормим!

— Так, бабы, так! — жарко согласилась Павла. — Верно, все верно вы говорите! И я всю жизнь ваш хлеб ела… Хотя, поди, и вы моими руками кой-где пользовались!

— Да мы разве что, — примирительно сказала Домкратиха. — Тут никто сказать не может, все работают.

— Сама родом из деревни, а гляди-ка — носом водишь, — удивилась бабка Гланя.

— Нету здесь моей нужности, — с тихой силой проговорила Павла. — Нету моей нужности, хоть что тут!

— На шоссейке-то лучше, что ли? — насмешливо спросила Палага, поплевывая семечками.

— Там — дорога, — не очень понятно сказала Павла. Вздохнула: — Там я при деле.

— Ну, и что — дорога? — уставилась на нее Исидора.

— Нет ей конца, дороге… — прищурилась вдаль Павла. — Идешь по ней, идешь, и вот нету ей конца…

— Конечно, у кого к чему сердце лежит, — согласилась Домкратиха. — У кого преданность земле, а у которого машине, а я так всю жизнь с телятами…

— Ты, Павла, про дорогу теперь и думать забудь, к нашему труду возвращайся, — посоветовала, потребовала бабка Гланя.

— Бабоньки, да ведь не про то я! — опять начала свое Павла. — Мне никакой труд не в новину. Я ведь про нужность говорю, про идею вроде самую главную, чтоб была необходимость во мне позарез… Тут уж все стерплю, тут хоть лоб расшибу! Ну, был бы у вас колхоз никудышный, так я бы у вас, может, председателем стала. А то так-то мне что ж теперь на готовом-то!

— Эка дура-баба! — не выдержала бабка Гланя. — Да радоваться надо, что на готовом!

— Я и сама думала — обрадуюсь, — виновато сказала Павла. Сказала, будто оправдаться хотела. — Думала — хоть теперь поживу, как сама всю жизнь во сне видела. А вот на тебе! Нет покою, да и только!

Замолчали все, задумались. Побрякивали ведра на сгибах локтей, светило нежаркое солнце. В синем-синем небе белая паутина. Бабье лето.


Павла процеживала молоко. На обеденном столе Матильда гладила свои шелковые вещицы.

Осторожно вошла Васюта, Мариина дочка, прокралась за спиной Павлы к Матильде, пошептала ей на ухо.

Матильда напряженно выпрямилась. Мельком взглянула на Павлу, выключила утюг. Прошла мимо с деланным безразличием, с необычной деревянностью в теле.