Лиса в курятнике - страница 8
Глава 3
Лизавета вздохнула.
Мелочи? Знал бы он, какие страсти кипят на этой выставке! Как же, первая лента значит не только почет, но и контракт с городом на поставку цветов.
Казенные деньги сладки.
А средства хороши все. Вот и травят друг другу цветы что ядами, что магией. Вот и изыскивают способы обойти условия магического вмешательства при росте. Подкупают судей. Учиняют истерики. Чудо, что еще до убийства дело не доходит.
В прошлом году, помнится, одна престарелая княгиня, весьма рассчитывавшая поразить комиссию необычным небесным цветом своих георгинов, не чинясь, вцепилась в волосы другой престарелой княгине, которая якобы эти самые небесные цветы загубила. Тогда статейка вышла живой.
Ныне аристократия вела себя с поразительным спокойствием, хотя магией все одно пользовались. Лизавете ли не слышать ее отголоски, и оттого престранно было, что услышала их лишь она одна.
Но да, не о георгинах речь.
– Я многое успел о вас узнать, Лисонька. Еще с той первой статьи… – Глаза Соломона Вихстаховича были светлы и поразительно безмятежны. – Вы сирота… круглая… с двумя сестрами на попечении. Живете в домике двоюродной тетушки, особы весьма сердобольной в силу одиночества, но здоровьем тяжкой… сестер вы любите, аки и тетку, тратитесь на целителей, хотя подобные траты весьма болезненно отзываются на вашей семье.
– Предлагаете дать ей умереть? – Таких разговоров Лизавета не любила.
Подымалась в груди знакомая глухая ярость.
– Отнюдь. Вам двадцать четыре…
– Почти двадцать пять.
– Вы не замужем.
– Не берут. – Вот не нравился ей нынешний разговор. Совершенно не нравился.
Но Соломон Вихстахович рученькой махнул и продолжил:
– Вы проучились три года в Арсийском имени его императорского величества Николая II университете и были весьма на неплохом счету. Какая специализация? Прикладная флористика? Вам прочили светлое будущее, поскольку пусть дар ваш не так уж и ярок, но голова… голова, Лисонька, она куда важнее силы.
О да, ей это уже говорили.
И даже стипендию предлагали в три рубля ежемесячно. На три рубля она бы прожила… одна… как-нибудь… Но вот что стало бы с сестрами?
Тетушка бы не справилась. Она уже тогда…
– О вас до сих пор вспоминают с сожалением и, если случится вернуться, примут с радостью.
Вернуться?
Об этом Лизавета запретила себе думать. Некуда возвращаться. Да и незачем. Она нашла свое место в жизни, плохое или хорошее – как знать? Главное, она привыкла и, чего уж говорить, ее работа ей нравилась.
– Но о том вы, полагаю, не думаете, хотя зря. – Соломон Вихстахович сложил снимочки в конверт, а статейку перечитал еще раз. – Вам было девятнадцать, когда ваш батюшка преставился. После это назвали несчастным случаем.
– Назвали, – эхом откликнулась Лизавета.
Потому что иначе надо было бы судить ублюдка, который в пьяном дурмане магией баловаться начал. А что стационарный защитный амулет против родовой-то силы?
Отца хоронили в закрытом гробу.
И матушка не плакала.
Она стояла, держала Лизавету за руку и не плакала. А после вернулась, легла и закрыла глаза, тело не удержало раненую душу, и… Вторые похороны прошли легче первых.
– Хуже, что вашему батюшке не хватило выслуги…
Трех дней.
Всего трех дней.
– …Потому как на Севере, где ваше семейство жило ранее, он не был оформлен должным образом…
На Севере многие значатся вольными охотниками, потому как ведомство мест не имеет, а порядок блюсти надо. Сейчас, поговаривали, многое изменилось, но тогда…
– …И вас с сестрами выставили из квартиры. А заодно уж пенсию по утрате кормильца вы получаете в неполном объеме…
Пять рублей вместо двадцати пяти. «И будьте благодарны, девушка, что я вошел в ваше положение. Это дело слишком спорно, многим кажется, что ваш отец значительно превысил полномочия, и если откроют доследование…»
– Вам повезло, что у вас нашлась старшая родственница, иначе ваших сестер отправили бы в приют. – Соломон Вихстахович протянул платочек.
– Зачем…
Она приняла.
– Зачем вы…
– Затем, чтобы вы, заигравшись, не решили, что слишком умны, что никто-то ничего не поймет. У вас много врагов, Лисонька. И дознайся кто… – Он выразительно замолчал.