Лишний человек - страница 39
На одной из репетиций кто-то, посмеиваясь, сказал: «А, Онегин, лишний человек, как же, как же…» Он не понял и попросил объяснить, и ему объяснили, слегка удивившись: неужели он не писал в школе сочинения на эту тему? Да вот нет, не писал. Он и в школу-то, судя по всему, не ходил. А если и ходил, то явно не в такую, где писали сочинения про Онегина. Хотя раньше, наверное, он все равно про это знал. Лишний человек, значит. Что ж, он и в опере, названной его именем, немного лишний. Опера-то в общем не про Онегина.
Он остановился перед портьерой, быстро глянул по сторонам, соблюдая правила конспирации, и полез в карман за ключом. До назначенного времени далеко, и наверняка дверь в комнату еще никто не открывал.
Однако он ошибался: там, внутри, кто-то был. И дверь приотворена, и из-за нее доносится тихое пение.
Сёма помедлил на пороге. Теперь, когда он вернулся, им в комнате не хватает стульев, и кому-то каждый раз приходится сидеть на подоконнике. Казалось бы, чего проще — взять да принести еще один стул. Но они почему-то этого не делали. Похоже, всем просто нравилось сидеть на подоконнике, и каждый норовил занять это место первым. Вот и сейчас — в комнате никого нет, но Люша устроилась у окна и мурлычет под нос, устремив затуманившийся взгляд на мусорные контейнеры во дворе.
— Привет, — сказал Сёма. — Репетируешь?
— Ага, — Люша кивнула, не оборачиваясь, — репетирую. — И добавила, немного подумав: — То есть нет, это я так просто. Вспомнилось… У моей прабабки сегодня день рождения.
— Ого! И сколько ей лет?
— Да нет, ее уже давно нет. Она молодой умерла. Погибла. Меня в ее честь назвали. И она тоже была певицей. Правда, не такой, как я. Ну, то есть не очень знаменитой. Но мне про нее в детстве рассказывали, и я решила, что тоже буду петь. Ну, как бы… за себя и за нее. А то мы даже не знаем, где ее могила. Искали, но ни документов, ничего. Затерялась среди других. И ни креста, ни цветка. И я всегда о ней думаю, когда это пою.
— Она была бы довольна, если бы тебя слышала.
— Ты думаешь? Ну вообще да… мне нравится, как у меня получается Виолетта. И вообще я ее люблю. А вот Татьяну — нет. И она это знает, нутром чует!
— Кто знает? — осторожно спросил Сёма.
— Да Вера же. Она ведь даже в прологе хочет, чтобы вы с Ваней там по сцене ходили туда-сюда с этим дурацким ружьем. Или без ружья, неважно… А там ведь тема Татьяны в увертюре! При чем тут вообще эти двое с ружьем? Она просто хочет, чтобы все было про вас. А ко мне все время цепляется из-за всякой ерунды. И вот вроде ничего такого даже не говорит, но я же вижу, что ей моя Татьяна не нравится. А она и мне самой не нравится.
Сёма придвинул к себе стул и уселся. Люша смотрела на него внимательно, даже не моргала, и глаза у нее стали как спелая черешня. Она ожидала одновременно поддержки и возражений.
— А за что ты любишь Виолетту?
— Она живая! Прямая и самоотверженная. Не боялась любить и не боялась поломать свою жизнь из-за этого ничтожества, в которое влюбилась…
— Про Татьяну можно сказать то же самое. Только у нее чахотки не было.
— Ну вот еще! Совсем разные вещи!
Люша от возмущения даже слезла с подоконника и принялась расхаживать по комнате: четыре шага, поворот, четыре шага, поворот…
— Онегин не ничтожество. Я вообще никогда не понимала, чего все к нему прицепились из-за того, что он ей отказал? Он же не виноват, что она навесила на него свои ожидания. Все вот эти вот «ты в сновиденьях мне являлся!» Он что, теперь несет ответственность за то, что ей приснилось? И должен как честный человек на ней жениться только потому, что она его увидела в эротическом сне?
— Хм. Нет, пожалуй, не должен.
— Вот именно. И он ей честно говорит: так и так, дорогая, ты слишком хороша для меня, я тебя не достоин.
— Согласен. Он вполне порядочно поступил. Мог бы, конечно, проявить побольше такта, но он ведь обычный человек со средними способностями. Не стоит ждать от него какой-то особой душевной тонкости и чудес эмпатии. Достаточно того, что он сохранил все в тайне и свой отказ сформулировал вежливо.