Лишний человек - страница 6

Толку от всего этого было мало. Саша посидел в пабе, прошелся до парка. Ни на какие мысли это его не навело. Лондонская квартира, в которой останавливался Сёма, была уже сдана следующему жильцу. И опять никаких следов, даже вещей его там не осталось.

От полиции проку было еще меньше. Ваня засомневался, стоит ли туда обращаться: «А так можно? Они не разузнают чего-нибудь лишнего?» Но Саша и слушать не стал, а Вера отрезала: «Если узнают лишнее, пусть это будет ему уроком. Чтобы не пропадал, никого не известив».

Ваня опасался напрасно. В полиции не только не узнали ничего лишнего, а и вообще ничего не узнали. Полицейские оказались так же беззащитны перед страшным вирусом забывчивости, который поразил всех вокруг. Дело было заведено, но не двигалось с мертвой точки. Саша ходил в полицию, как на работу, писал жалобы, скандалил, один раз, кажется, даже подрался и сам чуть не загремел за решетку, но все было зря.

Оставалось только самим ломать голову над тем, что произошло тем мучительно жарким вечером в полнолуние неподалеку от входа в парк.

Когда Саша сообщил им из Лондона то немногое, что удалось узнать, они съездили в Сёмину квартиру — без особой надежды что-нибудь прояснить, и даже не для того, чтобы отогнать сомнения в его существовании, а просто… ну не сидеть же сложа руки. Уезжая, Сёма оставил ключ консьержке, чтобы поливала цветы. И она исправно поливала их два раза в неделю, хотя и не смогла ответить на вопрос, а кто, собственно, в этой квартире живет. Зато она узнала Веру и согласилась открыть им дверь.

Это было похоже на непрошеное вторжение, и они замешкались на пороге, не решаясь потревожить солнечную тишину в пустых комнатах. Только беспардонная Люша, не чувствуя ни малейшей неловкости, сразу зацокала каблуками по коридору, с любопытством разглядывая все вокруг. Консьержка принялась смахивать с подоконника пыль и мелкий сор, который занесло в приоткрытое окно.

Если бы они знали, что искать, возможно, ключ к этой загадке и нашелся бы. Какой-нибудь пустяк намекнул бы им, куда обратить мысли, за что зацепиться. Но они не знали, они слепо вытягивали руки в пустоту и даже не разочаровывались, хватая пальцами воздух.

Впрочем, может быть, Саша… Он утром кратко написал, что, кажется, нашел что-то интересное. Вере удалось отвлечься от этого и сосредоточиться на работе, но теперь, когда все запланированные дела остались позади… Когда бьет на часах бездействия час и час отстраненья от дел повседневных… Она все-таки заставила себя сначала проверить почту, выпила стакан воды, узнала у дочери, когда везти детей в бассейн, и только после этого набрала Сашин номер.

Он ответил не сразу, а когда ответил, стало ясно, что она не вовремя. Сашу было плохо слышно, что-то шумело — не то двигатель, не то струи дождя.

— Долетел нормально, в такси уже еду. Тут такой ливень, не представляешь! А у вас все жара? Ужас, держитесь там. У меня, знаешь, тоже давление…

— Есть новости?

— Что? Алло! Плохо слышно. Я скоро уже на месте буду, перезвоню, ладно? Мне еще надо что-то купить, ты говорила, сбрось отдельным сообщением. Ну все, давай, я перезвоню!

Вера медленно опустила руку и положила телефон на стол. Ничего она не просила купить, что за ерунда! Чтобы не тревожиться, она попыталась разозлиться. Какие-то детские игры в конспирацию. Зачем это? Не хватало еще, чтобы Саша во что-нибудь влип. Мало у них забот! Но пока не было похоже, что Саша влип. Голос его звучал твердо и беспечно, даже, пожалуй, радостно. Значит, новости все-таки есть. Лишь бы не наделал на радостях каких-нибудь глупостей. Не надо забывать об осторожности. Особенно теперь.

Теперь, когда их суперспособности больше не действуют.

Дождь все лил и лил, и конца ему не было видно. Капли монотонно стучали по карнизу, заполняли неуютную тишину мирной бессмысленной дробью, обволакивали сонной одурью.

— Точно не хочешь чаю? — повторил Саша.

— Не хочу.

— Ну смотри. Ты ведь теперь нуждаешься в еде и питье не меньше нас, да?

Ответа он не получил.

— Или ты и раньше нуждался? Так же, как Сёма? Вы ведь с ним по-разному устроены, я знаю. Но про него нам известно, а про тебя — сам понимаешь. Ты вот, например, мог менять обличье. А он никогда не менял.